Плохие девочки не плачут. Книга 3
Шрифт:
— И задом? — уточняет вкрадчиво.
— Чем хочешь, тем и покажу, — уверяю смиренно.
— Правда? — вопрос в равных долях пропитан угрозой и недоверием.
Пальцы фон Вейганда скользят по ребрам, все ниже и ниже, застывают на бедрах, изучают выпирающие косточки. Резко меняют курс и перемещаются к лопаткам, движутся вверх по спине, посылают разряды тока, наносят колюще-режущие ранения.
— Конечно, — дыхание сбивается, не замечаю ничего кроме зыбкого омута черных глаз.
— Значит, поспорим? — хмыкает, ни на миг не прекращает
— Давай, — язык прилипает к небу.
— На запредельную фантазию? — притягивает меня крепче, больно стискивает ягодицы, вырывает из горла утробный всхлип.
— Да, — шепчу практически беззвучно.
— Маски прочь? — словно предоставляет последнюю возможность отказаться.
— Хорошо, — подтверждаю подпись на договоре с дьяволом.
— Тогда не жалуйся, — легонько целует в щеку, трется щетиной о мою шею. — Обещаю, я не стану тебе мешать, помогу материально и не только. Все по-честному.
Фон Вейганд отстраняется.
— Я выиграю по-честному, ты по-честному расплатишься за излишнюю самоуверенность.
Подталкивает трофей к жертвенному алтарю, укладывает спиной на черные простыни. Машинально пробую улизнуть, однако попытка к бегству жестоко пресекается.
— Не волнуйся.
Грядет треш и угар, самое время релаксировать.
— Не надо переживать, — распускает бант, снимает ленту с талии, оплетает мои запястья.
Круто, бондаж удивительно расслабляет.
— Не хочу обламывать, но ты еще не победил, — напоминаю резонно.
— Не хочу обламывать, но это не та фантазия, — надежно фиксирует руки, крепит к резному столбику в изголовье кровати.
— Не забывай о принципах осторожности, — напрасно извиваюсь и дергаюсь в шелковых путах.
— Уже забыл, — следует очаровательный ответ.
Требовательный рот прижимается к приоткрытым губам, быстро подавляет сопротивление вспышкой спонтанной нежности. Утоляет жажду удовольствий, отнимает горечь страха, усыпляет бурю тревог.
Тело к телу, скованны неразрывно, спаянны неразлучно. Животная страсть мерно отбивается в тугих ударах общего пульса. Сладостная эйфория возбуждения овладевает рассудком, окунает в запретную сказку, запускает скрытый механизм.
Ничто не предвещает беды — связанные запястья, плети, кнуты. Интрига развивается по стандартной программе. И тут, без предупреждений, без дополнительных сигналов, без малейшей моральной подготовки фон Вейганд невинно осведомляется:
— Свечи парафиновые?
— Что? — бормочу пораженно.
С трудом удерживаюсь от менее корректного «что за фигня».
— Обычные вроде, — чувствую, как неприятный холодок крадется вдоль позвоночника. — А зачем спрашиваешь?
Он ничего не говорит. Молча поднимается, встает с постели, начинает загадочный опыт. Дерзко нарушает стройную композицию вокруг кровати, изымает одну из множества свечей, придирчиво рассматривает горящий фитиль.
Ох, подозрительно все это. Ох, не к добру.
—
Твою мать.
Он же не станет…
Нет, пожалуйста, нет.
Фон Вейганд подносит свечу к внутренней стороне своего запястья, наклоняет так, чтобы капля воска сорвалась вниз.
— Парафин, — заключает довольным тоном.
— Ну, ты просто маньяк-затейник, — выдаю непроизвольно.
Моментально вскакиваю, поджимаю ноги, стараюсь забиться в безопасный угол. Только где такой найдешь? Тем паче проклятая шелковая лента мало способствует дезертирству.
— Спасибо за комплимент, — безжалостный господин неумолимо приближается.
— Хватит, — нервно сглатываю. — Это не смешно.
— А никто и не смеется, — он присаживается на кровать, холодно велит: — Ляг нормально.
— Ни за что, — сползаю в сторону, подальше от источника моих злоключений.
— Хочешь по-плохому, — произносит нарочито удрученно.
— Куда же делся пункт по-хорошему? — отчаянно рвусь на свободу, но резной столбик в изголовье не желает ломаться. — Его точно пропустили!
Фон Вейганд ставит свечу на тумбу и принимается за меня. Грубо хватает за плечи, рывком возвращает к центру постели, пленяет лодыжки, заставляет выпрямиться. Садится сверху, на мои бедра, парализует движения. Действует решительно, сурово подавляет мятеж, не реагирует на истерические вопли.
— Прошу, остановись, — молю о пощаде.
— Будет хуже, если не прекратишь дергаться, — заявляет строго, аккуратно собирает мои волосы в хвост, убирает на бок.
Не убежать.
Не скрыться.
Не спастись.
— Будет больно, — в моих широко распахнутых глазах плещется животный страх.
— Конечно, будет, — на полных губах расцветает ухмылка Люцифера. — Иначе, какой смысл?
И девочка погружается в ад.
Это нельзя забыть. Невозможно стереть, нереально вытравить из памяти.
Это вырезано под ребрами. Неведомыми символами, тайными знаками.
Летопись моего безумия, персонального помешательства.
Кап… Кап… Кап…
Первая капля, будто хлесткая пощечина коварного врага, вторая, словно робкий поцелуй неопытного любовника. Третья — ядовитый укус паука. Четвертая — порыв ледяного ветра.
Кап… Кап… Кап…
Пятая капля ранит, впивается отравленным шипом, резко вонзается в плоть, вынуждая содрогнуться изнутри. Шестая вырывает грешный стон, пробуждает безотчетную похоть, окунает в гипнотический транс. На седьмой сердце дает перебой, сознание теряет хрупкий контроль.
Кап… Кап… Кап…
Сбиваюсь со счета, тщетно мечтаю вынырнуть на поверхность, разомкнуть темные воды и свободно вдохнуть. Заперта среди коридоров мрачного лабиринта, зажата в порочных тисках боли и наслаждения, больше ничего не соображаю. Вселенная сосредоточена вокруг тягучей мелодии.