Плохие девочки не плачут. Книга 3
Шрифт:
Стараюсь отключиться от мыслей о плохом. Об обреченности и неизбежности, о том, что все могло быть по-другому, избито и банально, по-человечески.
Странно, я владею рычагом управления, но я не управляю.
— Умница, — пальцы фон Вейганда легонько гладят макушку. — Специально выбрала вариант с прицелом на Украину. Тоскуешь по близким, по маме с папой.
Разве это преступление?
Разве надо обсуждать это в такой момент?!
Вспыхиваю злобой, ненадолго замираю и совершаю дерзкую попытку отстраниться, однако
— Тихо, не отвлекайся, — вкрадчивое замечание обдает морозным холодом, железная хватка ослабевает, мои волосы неторопливо наматывают на кулак.
Укусить бы сейчас, побольнее и до крови, тем более, позиция подходящая.
— Даже не думай пускать в ход зубы, конечно, если они тебе дороги, — следует насмешливое предупреждение. — Продолжай, нежно и ласково.
Чертов ублюдок издевается.
«Любимый ублюдок», — услужливо комментирует внутренний голос.
Запасной выход не предусмотрен. Охваченная гневом и отчаянием, смиренно исполняю приказ. Мужественно борюсь со слезами. Не буду рыдать, не доставлю радости врагу.
— Баронесса Бадовская находится в центре внимания, любое из ее начинаний отметят и проанализируют, — он нарочито растягивает слова, смакует момент. — Госпожа Подольская не настолько известна общественности, но ее феноменальное внешнее сходство со своей знаменитой тезкой вызовет серьезные подозрения. Все мелочи не предугадать — случайное фото, статья в газете, репортаж.
Треплет меня за ушком, будто домашнюю зверушку.
— Поездка в родные края вполне может разрушить легенду. Логичнее избегать проблем, а не провоцировать их.
Значит, никогда не отпустит. Не даст увидеть семью, не откроет проклятую клетку.
— Впрочем, имя реального владельца не всегда фиксируют документально, — скучающий тон пропитывают ноты веселья. — Если на виду окажется другой человек, то угроза сводится к минимуму.
Что за бред о фото и статьях? О подставных лицах?
Дурацкие отмазки дабы облагородить истинную цель. Мой повелитель просто не желает терять контроль. Его игрушка обязана выполнять распоряжения без лишних вопросов, должна быть под рукой, горячая и готовая, с раздвинутыми ногами и попой к верху. Духовное развитие и самореализация не относятся к пакету развлечений.
Он постоянно жил инкогнито, притворялся то шефом-монтажником, то банкиром, исколесил мир вдоль и поперек, а теперь рассуждает об угрозах.
Почему нельзя подстраховаться? Воспользоваться окольными путями?
Ладно, за баронессой следят, но настоящая я на фиг никому не сдалась. Пусть не заливает баки.
— Разумеется, существует определенные методы обеспечения безопасности. Не стану лукавить, мы часто прибегаем к соответствующим схемам. Вот поэтому о Валленбергах трудно получить какую-то информацию. По той же причине я беспрепятственно изучал деятельность различных компаний, находясь
Греб*ный телепат.
— Спросишь, почему не разрешаю тебе поступить также.
Нет, ну, как умудряется пролезть в мозг.
— Беспокоишься о родителях? Хочешь, чтобы к ним в гости наведался лорд Мортон? Или его люди? Или кто-нибудь другой, настроенный шантажировать меня?
Oh, shit. (Ох, дерьмо.)
— Я практически ничем не рисковал, примеряя новую роль. А ты ставишь на кон чужую жизнь, — некоторое время медлит и настоятельно советует: — Возьми глубже.
Что?!
Нет, иначе.
Какого хрена?!
— Я не поддамся на провокации, не соглашусь на переговоры, не уступлю. Но конкурентам этого не объяснить. Они постараются разыграть козырь с наибольшей выгодой. Никто не должен узнать правду о твоем происхождении, даже тень правды. Надеюсь, теперь все понятно и не требует дополнительных объяснений.
Пальцы ложатся на макушку, задают ритм, мягко, но настойчиво вынуждают ускориться и пропустить раскаленную плоть дальше. Инстинктивно вырываюсь, пробую ускользнуть, но безуспешно. Приходится покориться.
— Суть не в том, что я переживаю о твоей семье, или что боюсь, будто тебе причинят боль.
Пытаюсь расслабиться и дышать, совладать с очередной истерикой. Вроде терпеть совсем недолго, только мгновения устремляются в бесконечность. Рот немеет, горло жжет огнем, противно ноет многострадальная челюсть.
— Суть в том, что только я имею право тебя мучить.
Фон Вейганд кончает. Чувствую его вкус. Вкус победы или поражения — не разобрать.
«Не плакать», — повторяю, словно мантру, жмурюсь, чтобы сдержать слезы.
Сеанс расправы завершен, вдохни полной грудью, насладись свободой. Но не плачь. Ни в коем случае не плачь, дура.
— Кого выбрать на роль подставного человека? — мой голос срывается, звучит хрипло, отчужденно.
Все еще стою на коленях между широко расставленных ног хозяина. Спина ссутулена, плечи дрожат от рвущихся наружу рыданий. Однако из тысячи вероятных фраз выбираю нейтральную, не задевающую эмоции.
Он улыбается, точно сытый кот, он несказанно доволен происшедшим. Приводит себя в порядок, наклоняется вперед, пристально рассматривая жертву. Черные глаза сковывают в пылающую сталь, большой палец движется по распухшим губам.
— Сама решай.
— Я напишу бизнес-план, — заявляю уверенно.
— Пиши, — равнодушно отвечает фон Вейганд, возвращаясь к документам. — Не забудь закрыть дверь.
***
Некоторым приятно считать себя гадом, некоторым по кайфу гадом притворяться. Это же нереально круто — плевать на окружающих, разрушать идеалы, развеивать пепел надежд по ветру и слать всех недовольных на Ху… хм, на Гоа.
Если человек от природы гад, то ему элементарно повезло. Никаких угрызений совести, никаких внутренних конфликтов.