Плохо быть богатой
Шрифт:
Потом, когда съемки для модных журналов принесли Элу известность и деньги, Джо вдруг потерял голову, влюбившись в одного из смазливых манекенщиков из тех, кого снимал Эл, и исчез вместе с ним. Несколько месяцев Эл не мог оправиться от удара и, чтобы не дать тоске сгубить себя окончательно, с головой ушел в работу.
Вскоре, преодолев все преграды, он стал одним из самых престижных фотомастеров в Нью-Йорке, работающих в сфере моды. Он заработал кучу денег и вместе со своей „племянницей" переехал в богатый район Мюррей-Хилл,
К тому моменту в крови Эдвины полыхал уже особый жар – страсть к моде. Именно благодаря Элу она поступила в Технологический институт моды, оставила который лишь для того, чтобы стать женой Дункана Купера и матерью Аллилуйи.
– Ма, – вывел ее из раздумий резкий голос дочери, – ты здесь или где-то в облаках?
Эдвина стряхнула с себя нахлынувшие воспоминания.
– Конечно, здесь, малышка, – отозвалась она, и голос ее дрогнул. – Я просто вспомнила себя в твоем возрасте.
– Да-а? – с сомнением протянула Аллилуйя. – Готова поклясться, ты родилась уже старой.
4
…Дух захватывало от наслаждения. Из груди рвался стон – стон боли и удовольствия. Он упивался звуками, ощущениями, запахами – они казались Антонио де Рискалю музыкой. Он был наверху блаженства, которое испытать дано лишь на земле. Этот мальчишка, которого он подобрал сегодня утром, стоил каждого пенса из тех трехсот долларов, которые ему обещаны. Неутомимый, как жеребчик, и настырный, как молодой бык. Нет, Антонио не ошибся. Он все ясно понял с первого взгляда.
Стараясь сдержать стон, Антонио вцепился в край стола. Боже праведный… Он закрыл глаза в немыслимом блаженстве. Согнутый вдвое, он буквально распластался на широкой столешнице. На нем оставались пиджак и рубашка с галстуком, однако брюки с подштанниками свалились куда-то к ботинкам, выставив на обозрение голые, покрытые пухом ягодицы.
Морщась от боли и наслаждения, он упивался каждым движением, каждым ударом, которым награждал его этот крепкий жеребчик. Никогда еще удовольствие не было столь глубоким и полным… Одно мгновение боли – и бесконечный восторг…
Дикарь, просто дикарь, успел подумать Антонио, уносясь в высоты чувственной радости. Грязное, грубое животное… Секс-машина…
Он снова закрыл глаза, почувствовав на себе крепкие, грубые руки парня.
– Так, – едва выдохнул он. – Да… да… так… Антонио открыл глаза в тот самый момент, когда прямо перед ним, в нескольких метрах от стола, распахнулась входная дверь. В ужасе он впился глазами в дверной проем. Дорис Баклин! Он назначил ей примерку на десять пятнадцать!
Жгучая краска стыда залила ему щеки. Лучше уж сразу умереть…
Дорис Баклин застыла в дверях, судорожно хватая воздух широко раскрытым ртом, как выброшенная на берег рыбина, не в силах отвести взгляд от смуглого парня, уверенно продолжавшего свое дело, слегка склонившись над ведущим модельером-дизайнером 7-й авеню Антонио де Рискалем: важнее ничего на свете для него не существовало. В довершение всего, словно одной Дорис Создателю показалось мало, из-за ее плеча выглядывала потрясенная Лиз Шрек.
Антонио закрыл глаза, опустил подбородок на столешницу и застонал от отчаяния. Как бы он хотел, чтобы половицы сейчас расступились, поглотив его с головой… О-о, а еще лучше, чтобы гром небесный обрушился прямиком на Дорис Баклин и эту чертову секретаршу, испепелив их!
Стон восторга, который испустил парнишка, завершив свое дело, лишь добавил новые краски в это сюрреалистическое полотно.
– Я кончаю, – выдохнул парень, – кончаю… Резкий звук захлопнувшейся двери вернул Антонио к реальности. Приоткрыв один глаз, он убедился, что женщины действительно ушли, и только после этого осторожно открыл глаза.
Жеребчик наконец-то отвалился от Антонио, но тот даже не почувствовал этого. Он устало заставил себя оторваться от стола.
Стягивая презерватив, парень гордо заметил:
– Смотри, через край!
Антонио даже не взглянул в его сторону. Настроение было паршивейшее. Он краем уха уловил шлепок плюхнувшейся в корзину для мусора резинки.
Парень натянул джинсы и быстро застегнул молнию.
– Ну что, как я тебя? – Довольная улыбка растянула его лицо от уха до уха. – В следующий раз засвербит, только свистни.
Антонио медленно обернулся. Уперев в парня невидящий взгляд, он выдохнул:
– Пошел вон.
– Чего-о? – В голосе парня зазвучали нотки угрозы. – Слушай, ты… За тобой должок. Три сотенных. – Он протянул руку ладонью вверх. – Я тебя трахнул? Давай плати.
Да, меня трахнули, потерянно подумал Антонио. Или я сам себя трахнул?
Парень вызывающе сделал пару шагов вперед.
– Три сотни, гад, – прорычал он.
Как автомат, Антонио подтянул брюки, достал бумажник и вынул оттуда три хрустящие сотенные бумажки.
– А теперь убирайся… – повторил он еле слышно.
– Чего стряслось-то? – Парень зло уставился на него. – Тебе не понравилось?
– Да уходи ты! – взмолился Антонио. Он рухнул во вращающееся кресло за столом и сжал голову руками. Затем резко вскинул глаза: – Не туда! Через другую дверь!
– Да ладно тебе…
Он услышал, как дверь за парнем захлопнулась. Наконец-то он один.
Он просидел не шелохнувшись довольно долго: не было ни сил, ни малейшего желания возвращаться в реальность. После того, что случилось… Непонятно, как вообще он сможет взглянуть в глаза Лиз или Дорис Баклин.
На какое-то мгновение его охватило отчаяние. Что же делать?
Решение пришло неожиданно, пронзив простотой и ясностью. Анук. Его жена. Нужно срочно позвонить Анук…
Он с силой потер вспотевший лоб.