«Плохой день для Али-Бабы»

Гарднер Крэг Шоу

– Похоже, ты не слишком рад, что тебе придется идти к тому каравану, - заметил атаман.

Али- Баба понял, что не сумел как следует скрыть свои эмоции. Но с другой стороны, если он все равно уже покойник, не все ли равно?

– Не волнуйся, - успокоил его главарь.
– Мы не отправим тебя одного.

Значит, все страхи дровосека были напрасны? Это же совсем другое дело, если в качестве свиты его будут сопровождать человек десять бывалых разбойников.

– Благодарю тебя, о атаман, - с признательностью откликнулся Али-Баба.

Но первый среди разбойников жестом отмел его благодарности.

– Не

за что меня благодарить. Ты это заслужил.
– Он великодушно указал на корзину подле Али-Бабы.
– Ты можешь взять с собой своего брата.

– Меня?
– взвизгнул из корзины Касим.
– Но я ничем не могу помочь в добыче золота!

– Ты слишком скромничаешь, - пожурил его главарь.
– У тебя есть две отличные руки, чтобы воровать и держать оружие, даже если эти руки ни к чему не прикреплены. А лучшего места, чем эта корзина, чтобы спрятать добычу, и не придумаешь!
– Он рассмеялся собственному уму, и многие разбойники смеялись вместе с ним.
– Но каждый новый разбойник нашей шайки должен проявить себя!
– Он великодушно похлопал корзину.
– Любые препятствия можно преодолеть.

– И один из лучших способов их преодоления - смерть, - весело то ли сказал, то ли просвистел Разбойник Номер Два.

– А, второй среди разбойников, - заметил его начальник все так же милостиво, - у тебя еще остались какие-нибудь зубы?

Почти беззубая улыбка сбежала с лица Разбойника Номер Два, и он молча кивнул.

– Ну, это не надолго, - заверил его Разбойник Номер Один.

Али- Баба не знал, сумеет ли в своем теперешнем эмоциональном состоянии выдержать зрелище выбивания очередного зуба. Поэтому он счел себя обязанным вернуть разговор к прежней теме.

– Прошу прощения, о первый среди головорезов, но не лучше ли нам поскорее завершить приготовления, пока караван не прошел мимо?

– Как ты смеешь?!
– взревел Разбойник Номер Один, и лицо его приобрело самый неприятный багровый оттенок, какой дровосеку доводилось видеть. Но главарь вцепился обеими руками в собственную бороду и кое-как сумел усмирить бурю, бушевавшую в нем.
– Нет-нет, совсем не в наших интересах лишать тебя пальцев именно теперь, когда ты и так с трудом держишь меч. Мы хотим, чтобы ты подошел к этому первому испытанию в наилучшей форме. Мы сможем сколько угодно корректировать твою позицию потом.

– Караван!
– донесся голос наблюдателя с дальнего конца лагеря.
– Он почти поравнялся с нами!

– Ты говоришь, что пришло время запустить нашу Программу Рефинансирования, - отважно сказал Али-Баба, ибо в ближайшем будущем ему все равно предстояло оказаться если не мертвым, то сильно изувеченным.
– И что я должен отдать каравану?

– Отдать?
– переспросил главарь, словно сомневаясь в истинном значении этого слова.
– Отдать. Ах да. Верно, верно. Отдать. Пожалуй, надо взглянуть, что у нас есть.

Он хлопнул в ладоши, и семеро разбойников с трудом подтащили к нему огромные мешки, раздувшиеся от всякой всячины из хозяйства Касима.

– Не все!
– резко бросил атаман.
– Нам нужно проверить лишь малую толику. Совершенно незачем раздавать все содержимое нашей сокровищницы!

Шесть разбойников тут же развернулись и утащили все мешки, кроме одного, назад, в то же потайное и охраняемое место, откуда те появились.

– Так… - Главарь подскочил, когда

седьмой из его подчиненных начал было наклонять развязанный мешок.
– Нет, не высыпай все содержимое! Что-нибудь ценное может затеряться в песке. А ценное здесь все! Каждая чаша! Каждая монета!
– Он остановился на миг, чтобы прижать руку к сердцу и успокоить дыхание.
– Нет, лучше аккуратно выкладывай вещи передо мной. А я очень осторожно стану все это осматривать.

Разбойник с мешком, опасаясь по меньшей мере за свои зубы и пальцы, опустил мешок так, словно тот был из самого хрупкого хрусталя. Главарь разбойников шагнул вперед, раскрыл суму с сокровищами, упрямо сжав губы, и принялся перебирать ее содержимое, вещь за вещью, время от времени извлекая то одно, то другое из мешка на свет божий.

– Нет-нет, - бормотал он, - слишком большое, чересчур ценное.
– Он порылся еще, периодически вставляя между доносящимся из мешка звяканьем замечания вроде «Никогда», или «Совершенно незаменимая вещь», или «Только через мой иссохший труп». Но потом он помедлил, губы его задрожали, словно он снова пытался выговорить слово «отдать».

– Ах, - выдавил он мгновением позже, - думаю, я нашел то, что нужно.

– Так вы выбрали подарок?
– спросил Али-Баба.

– Подарок? Это слово еще хуже того, другого.
– Главарь нервно рассмеялся, извлекая из мешка с сокровищами нечто. Это нечто было такое маленькое, что Али-Баба не сразу сумел определить, что это.
– Отлично, мы отдадим им эту крохотную золотую пашотницу.
– Главарь улыбнулся, радуясь своему решению.
– Очень изящная вещица, вы не находите?

Али- Баба, вполне уверенный в том, что вскоре окажется в царстве мертвых, заметил:

– Это не слишком щедрый подарок.

– Что? Как смеешь… - Гнев предводителя разбойников утих, ибо он увидел, что в его зажатом кулаке рюмки даже не видно.
– О, думаю, что да. Очень хорошо. Подарок. Так-так.
– Он снова уставился в мешок.
– Я видел где-то там большое блюдо, с которым, возможно, сумел бы расстаться. Оно на редкость безвкусное.

Последнее не слишком удивило Али-Бабу, хорошо знакомого, пусть и издали, со вкусами своего братца. Предводитель разбойников снова порылся в мешке и с громким ворчанием извлек блюдо изрядных размеров и веса.

Пожалуй, в первый и последний раз Али-Баба почувствовал, что всецело согласен с атаманом разбойников. Он мог бы сказать, что это было воистину удивительное блюдо, но это ни в коей мере не отражало бы всех выдающихся особенностей этого изделия. Пожалуй, хватило бы и одних инкрустированных золотых нимф, гоняющихся друг за другом по краю, не будь даже скрупулезно выложенных из драгоценных камней сценок из повседневной жизни скотоводов и земледельцев, что украшали блюдо сразу под нимфами. А далее была изображена Вселенная; разумеется, наиболее крупные камни выступали в роли солнца и пяти планет. Но там имелись еще и вытравленные на серебре изображения купающихся дев. Трудно сказать, они ли ставили эту вещь за грань приличия или, может, обсидиановая нашлепка в самом центре, откидывающаяся, если на нее нажать, и являющая миру имя «Касим», выложенное бриллиантами? Все это, вкупе с полудюжиной всяких других особенностей, Али-Баба терпеть не мог. И это, разумеется, не принимая во внимание дополнительные украшения на нижней стороне этого изделия.