«Плохой день для Али-Бабы»
Шрифт:
По крайней мере это дровосек мог уразуметь. Ну как можно понять пещеру?
– Но давайте не будем слишком долго задерживаться на своенравных земных полостях. Мне не терпится услышать продолжение твоего рассказа.
– Но ты говоришь, что буря закончилась, - заметил Аладдин.
– Как я могу рассказывать, когда мы должны выбираться отсюда, чтобы присоединиться к нашей шайке?
– Нет ничего проще, - ответила пещера.
– Видите этот гладкий камушек у вас под ногами?
Аладдин посмотрел вниз. Там лежал небольшой камень размером
Аладдин поднял его.
– Ты имеешь в виду этот?
– Этот самый, - подтвердила пещера.
– Так же, как вы говорите со мной, вы сможете говорить и с этим камушком, ибо он - часть меня и точно так же, как я - волшебная пещера, так и он - волшебный камень.
– Слыхали мы про такие чудеса, - заметил Гарун, дергая себя за бороду.
– Точно?
– недоверчиво переспросил Али-Баба.
– Как ни странно, - нахмурился Гарун, - если подумать, то, наверное, нет. Тот, кто вырос в аристократической среде, всегда вежлив - даже с ожившими частями земли. Но я никогда не слышал про волшебные камни, умеющие слушать!
– И говорить тоже, - заметил камушек в руке Аладдина.
– Если ты камень, то должен хвататься за любую подвернувшуюся возможность.
– Это же просто чудо!
– восхитился Аладдин.
– В самом деле?
– с сомнением отозвался камень.
– Но подумайте вот о чем. Что толку в умении говорить и слушать, если ты совершенно не можешь двигаться?
И все же дровосек был поражен. Али-Баба должен был признать, что жизнь среди разбойников уже открыла ему глаза на множество вещей, о которых он никогда даже не задумывался. Не то чтобы от этих мыслей был какой-нибудь особый прок, но, во всяком случае, они вносили некоторое разнообразие в эту бесконечную скачку, скачку, скачку.
– Итак, - приветливо сказала пещера, - вам незачем оставаться внутри меня, чтобы я могла дослушать вашу историю. Теперь вы можете взять частицу меня с собой и продолжать рассказ по дороге. Что услышит этот камень, то услышу и я.
– Тогда ты не услышишь ничего, кроме грохота, - сказал Аладдин, и Али-Баба сообразил, насколько тот прав.
– На ходу нам будет уже не до историй, останется один лишь топот копыт.
– Неужели?
– огорчился голос.
– Я понятия не имела, что все так сложно. Знаете ли, когда ты пещера, бывает так непросто иметь дело с внешним миром.
– Пещера вздохнула, словно просвистел ветер.
– Вообще-то когда ты пещера, непросто иметь дело со всем, что не холодное, не глубокое и не темное. Но мне так понравилась твоя история, и я хотела бы послушать ее дальше.
Аладдин грустно кивнул:
– А я хотел бы досказать ее. Ах, если бы нам не нужно было возвращаться наверх.
Словно кто-то наверху услышал его слова. Али-Баба различил далекий голос, призывавший:
– Разбойники! Буря закончилась!
И тогда
– Вы заставили меня принять решение. Думаю, у меня еще хватит сил на пару песчаных шквалов. Это заставит тех, наверху, отложить сборы в дорогу. Но поспеши, ибо силы мои почти на исходе.
Теперь голоса зазвучали ближе.
– Разбойники! Разбойники! Выходим! Буря… ой!… - Дальнейшие крики затерялись в вое вновь поднявшегося ветра.
– Пошли шквалы, - возвестил голос пещеры устало.
– Пожалуйста, рассказывай как можно быстрее.
– Хорошо, - согласился рассказчик, и, судя по его тону, Али-Баба сказал бы, что тот очень доволен таким поворотом событий.
– Как вы, возможно, помните, мы остановились на том, что мой юный герой, Аладдин, оказался во власти трех евнухов, для которых не было большего удовольствия, чем дружно пронзить мечами молодого парня, виновного лишь в том, что он был сражен красотой царевны Будур.
Аладдин прижал ладони к груди.
– Что оставалось делать юноше? Он принялся заламывать руки, не сомневаясь, что ему конец.
– Разбойник начал было тоже заламывать руки, показывая, как это было, но остановился и нахмурился, словно сочтя подобное поведение неуместным.
– Поэтому, - продолжал он, тряхнув головой, чтобы отогнать ненужные мысли, - что же еще мог увидеть парнишка, как не просачивающийся меж его пальцев удивительно знакомый багровый дым?
Тут беспощадно надвигающиеся евнухи остановились, на некоторое время озадаченные этим странным событием.
Мгновение спустя дым развеялся так же быстро, как и появился. Перед потрясенным Аладдином и еще более потрясенными евнухами вновь стоял джинн цвета обсидиана. Дух открыл глаза, и адское пламя отражалось в них.
Джинн улыбнулся и произнес:
Я раб кольца, хоть всей вселенной властелин.
Я вижу, ты попал в беду, мой господин.
Чего изволишь, хозяин, чего изволишь?
«Ага, - сообразил вдруг парень, - так вот как работает эта штука с джинном». В этот миг Аладдин поклялся, что теперь-то он получше разберется во всей этой магии, точно разберется, когда оправится от этого потрясения. «Пока, однако, - решил парень, - лучше перенестись куда-нибудь подальше от этих мечей».
– Перенеси меня, о раб кольца, - повелел он поэтому, - обратно в мой отчий дом, к любящему попечению моей дорогой матушки.
И тут же Аладдин увидел, что торговая площадь быстро исчезает из виду. Он еще успел мельком взглянуть напоследок на трех стражников, рассвирепевших оттого, что жертва ускользнула от них. Но он увидел и царевну тоже, и в этот последний миг она вдруг надула губки. Неужели ее опечалило его исчезновение?
Юноша моргнул - и торговая площадь пропала, и он снова стоял посреди своего маленького, но чистого домика. Его мать, придя в себя после очередного обморока, со всей внимательностью выслушала его историю, но нахмурилась, когда он упомянул, что пользовался кольцом.