«Плохой день для Али-Бабы»
Шрифт:
– Увы, нет, - сказал он тогда.
– В этой корзине лежит весь мой земной скарб и причина моего паломничества.
– В некотором смысле, подумал дровосек, и то и другое - чистая правда.
– Вместо этого я принес вам очень ценное блюдо.
Тут он поставил Касима на землю и поднял над головой свой шикарный подарок. Торговцам пришлось заслонить глаза ладонями - так ярко сверкало блюдо в солнечных лучах. И они продолжали заслонять их, даже когда Али-Баба повернул блюдо под другим углом, чтобы солнце не отражалось в нем. Торговцы долго хранили
– Ты, конечно же, говорил про какое-то другое блюдо, - сумел наконец выдавить один из купцов.
Второй, с лица которого, казалось, разом сошли все краски, спросил:
– Ты полагаешь, что мы возьмем это?
– Но оно бесценно!
– Али-Баба пытался глядеть на блюдо у себя в руках с восхищением, но понял, что глаза его отказываются задерживаться на нем.
– Да, я тоже не представляю, как можно оценить эту тарелку, - подтвердил один из торговцев.
– Нет-нет, по частям это… изделие может чего-то стоить, - с явным трудом выговорил другой купец, - если удастся аккуратно извлечь из него камни и никому не рассказывать, откуда они взялись.
– В самом деле, - согласился погонщик верблюдов, - мы могли бы переплавить его.
– Если кто-нибудь в состоянии будет достаточно долго смотреть на это, - добавил третий торговец, - без рвоты.
– Вы говорите об этом блюде из блюд?
– громко осведомился из своей корзины Касим.
– Об этом искуснейшем из искусных творений? Вы что, ставите под сомнение мой вкус?
«Возможно, - подумалось Али-Бабе, - решение отдать любимую вещь Касима - большая ошибка».
– Что это?
– изумленно спросил погонщик верблюдов.
– Непохоже, чтобы это сказал ты. В том голосе были сила и прямота. Как раз такой голос мог бы принадлежать разбойнику!
– Так это ты говорил другим голосом?
– с интересом спросил один из торговцев.
– Наверное, он одержимый, - предположил другой.
– Паломник, да еще и одержимый?
– благоговейно воскликнул третий.
– Нет, он точно святой.
– Или сумасшедший, - добавил первый торговец.
– Или и того хуже, - вставил погонщик, - может, он обманывающий нас разбойник.
«Страшно сказать, - подумал Али-Баба, - насколько они близки к истине. Лучше продолжать говорить что угодно, и побыстрее, не оставляя им времени на дальнейшие размышления».
– Пожалуйста, возьмите блюдо!
– попросил он людей из каравана.
– Как паломник я должен сделать пожертвование!
– Нет, - твердо ответил первый из торговцев.
– Сдается мне, что взять эту тарелку будет жертвой куда большей.
Но Али- Баба тоже умел быть настойчивым, ибо от этого, в конце концов, зависела его жизнь.
– Я должен отдать вам это блюдо, - заявил он.
Но купцы по-прежнему оставались столь же благоразумными, сколь и упрямыми.
– Нет, ведь ты же паломник, - сказал второй.
– Нам и в голову не придет взять от тебя что-нибудь за просто так.
Третий торговец полез в кошель.
– Мы настаиваем, чтобы ты принял эти медные
– Возьми их, - подытожил первый купец, - а блюдо можешь оставить себе.
Но Али- Баба все же едва не перехитрил этих ловких торговцев. Как сможет он взять у них деньги, если руки его заняты этим мерзким блюдом?
– Я положу тебе монеты в корзину, - великодушно предложил третий купец.
Не успел Али-Баба запротестовать, как человек уже шагнул к корзине. Им просто повезло, что торговец приподнял крышку корзины лишь настолько, чтобы можно было просунуть монетки внутрь. И все же мудрые люди говорят, что вечно везти не может.
– Эй!
– возмутился Касим, когда монеты застучали по его голове.
– Что это был за шум?
– спросил, хмуря брови, стоящий ближе всех торговец.
Дровосек попытался улыбнуться.
– Это нервное расстройство, которое я заработал из-за слишком долгого пребывания в пустыне, - ответил он и добавил: - Эй! Эй-эй!
– Он немножко подпрыгнул, чтобы усилить эффект.
– Не говоря уже о слишком долгом пребывании в корзине!
– заметил Касим; видимо, теперь, когда он заговорил, его никакими силами нельзя было заставить замолчать.
– Когда ты волнуешься, то говоришь другим голосом, из корзинки?
– спросил первый торговец.
– Клянусь, это было похоже на голос разбойника, - настаивал погонщик верблюдов, - и причем разбойника знакомого.
Похоже, прыжки Али-Бабы не возымели желаемого эффекта.
– Несомненно, - слабо выдавил он, - ты ошибся.
Все шло из рук вон плохо. Он ни на шаг не продвинулся в деле Рефинансирования Караванов. Вместо несметного количества золота, которое хотел получить главарь их шайки, единственное, что видел до сего момента Али-Баба, - несколько монет из кармана одного из этих людей. И тогда дровосек спросил в отчаянии:
– Вы не берете блюдо. Что же тогда мне вам дать?
– Вопросы здесь задаем… - начал погонщик верблюдов, похоже забывшись.
– Прошу прощения. Лучше повтори еще раз этот фокус с корзиной!
Касим молчал.
– Наверное, - предложил один из торговцев, - надо бросить внутрь еще что-нибудь. Что-нибудь побольше, вроде тыквы, которыми у нас набито бесчисленное множество мешков. Быть может, это подействует еще лучше!
– Тыквы?
– отозвался Касим куда громче, чем требовалось.
– Здесь вам никакой не фокус! Здесь я, я весь, и это на время мой дом, и я не потерплю, чтобы мне на голову бросали всякую дрянь!
Но прежде чем они успели до чего-нибудь договориться, издалека, из-за гребня, послышались громкие крики.
– Кажется, на нас напали, - заметил погонщик верблюдов.
Али- Баба обернулся и увидел, как уцелевшие из сорока разбойников верхом на своих черных как смоль конях скачут по пескам.
– Ты подал сигнал!
– вскричал атаман, скачущий впереди.
– Пришло время грабить!
– Разбойники!
– завопили караванщики, мечась между верблюдами.
– Разбойники!