Площадь павших борцов
Шрифт:
– Мало ему болтовни, так он еще и пишет?..
Паулюс читал: "Чтобы спасти наших солдат на фронте, чтобы избавить германский народ от неминуемой катастрофы, необходимо прежде всего сбросить Гитлера..." Паулюс снял очки:
– Я уверен, Зейдлиц, что никакого Хадермана не существует. Это выдумка большевиков, которые убили подлинного Хадермана, но его имя теперь они используют в собственных интересах.
Курт Зейдлиц думал иначе и быстро листал брошюру:
– Вот! Слушайте: "Настоящее лицо Германии еще скрыто, заграница видит лишь искаженную
Хадерман вступал в контакт с войсками по вечерам, после ужина, и Паулюс выразил желание его послушать. Они опоздали, пережидая пулеметный огонь русских, и Паулюс спрыгнул в окоп, изнутри украшенный предупредительными надписями: "Не забывай пользоваться презервативами", "Помни о русских снайперах".
Диалог - через линию фронта - был уже в разгаре.
– Эй, кретин!
– орали солдаты Зейдлица.
– Сознайся по совести, сколько тебе платят русские?
С русской стороны мегафон возвещал:
– Не будь дураком! Я такой же военнопленный, как и другие, и, поговорив с тобой, я отсюда снова вернусь за колючую проволоку лагеря. Русские мне платят только своим доверием, ибо я, очень далекий от их марксистских увлечений, желаю умереть честным немцем.
– Проваливай... трепло поганое!
– орали в ответ солдаты.
– Пусть иваны угостят тебя ликером из своих елок, отрежут кусок торта из опилок и угостят махоркой.
Со стороны Хадермана слышалось:
– Немцы, вспомните, что писал наш великий Гёте: "Немцев всегда злит от того, что истина слишком проста..."
Зейдлиц наслушался брани и затоптал свой окурок:
– Эй! Кончайте болтовню... Дайте по предателю нации из крупнокалиберного пулемета, чтобы он навсегда заткнулся.
– Заодно, - добавил Паулюс, - всадите туда парочку осколочных с примесью горящего фосфора... вот и конец!
* * *
Генерал-профессор Отто Ренольди сообщил, что на контроле в Кракове задержаны триста солдат 6-й армии:
– Наши отпускники! Им не дали "подарков фюрера" и не пускают в Германию, ибо они не прошли дезинсекцию на вшивость.
Паулюс удивился - отчего завшивела его армия?
– Конечно, от русских, - подсказал Шмидт.
– Нет, - со знанием дела отвечал Ренольди.
– От русских заводятся клопы, а вши от кукурузников и макаронников. Вы ж знаете, что британские войска в Киренаике никогда не занимают окопы после итальянцев по тем же причинам.
Паулюс с присущей ему брезгливостью предложил, чтобы солдаты 6-й армии почаще полоскали белье в речках.
– Но эти звери не тонут, - отвечал Ренольди, более практичный, и Паулюс спросил профессора, как о этим бедствием налажено дело у русских. У русских, - пояснил Ренольди, - еще со времен царя заведены в войсках регулярные "прожарки".
– Нельзя ли и нам... как при царе?
– У нас, - настырно вмешался
– Конечно!
– не возражал Ренольди.
– Но в соревновании нашей техники с техникой противника имеется небольшая разница: в русских камерах зараза полностью уничтожается, а в наших гнида только получает легкий загар, как на испанском курорте. Предупреждаю: набравшись вшей у Харькова, мы протащим их на переправе через Дон, а когда выйдем на Волгу, сыпной тиф нашей героической армии обеспечен, как пенсия по старости...
Ренольди оказался прав. Но спасать жизни немецких солдат от сыпного тифа будут уже наши врачи, многие из которых и станут жертвами сыпняка, заразившись от своих пациентов. Германия об этом помнит, а солдаты 6-й армии до сей поры благодарят наших врачей, которые спасли их, а сами погибли. Паулюс этой болезни миновал.
В Суздале, уже за стенами монастыря, где содержались многие его коллеги, однажды к нему подошел немецкий офицер с Железных крестом поверх мундира потасканного:
– Наш диалог был тогда прерван, господин фельдмаршал, и прерван не по моей вине. Я и есть тот самый капитан Энрст Хадерман, которого многие из вас сочли большевистской выдумкой. Если не возражаете, мы прежний диалог продолжим и, надеюсь, с большим успехом... во всяком случае - без стрельбы!
16. В городе
В скверах города гуляли козы и коровы, по бульварам и дворам носились отощавшие бесхозные свиньи с поросятами.
Еременко вскоре же познакомился с Чуяновым.
– Живете, - сказал недовольно, - словно дикари какие, даже моста через Волгу не перекинули. А потом, - спросил, - что я вижу? Сталинград - город, носящий имя великого вождя, а здесь коровы бродят по газонам и ко всем бабам пристают, чтобы их подоили. Едешь по городу, а свиньи визжат, коровы мычат, собаки лают... Хорошо ли это?
Алексей Семенович не спорил; но откуда свиньи взялись - и сам не знал, признав за истину, что хозяина их не отыскать: обещал направить комсомольцев на отлов свиней, чтобы всех - на мясокомбинат, а комсомолок чтобы коров доили.
– Конечно, тут не Москва, где мильтон свистнет, так сразу все разбегаются. Мы - провинция. Это в столице скажут: глядеть всем наверх - и все смотрят, а у нас прежде спрашивают: "Зачем наверх глядеть? Чего мы там не видел?.."
Андрей Иванович схватил костыли, по комнате - скок-скок в один конец, повернул обратно, снова за стол уселся (раны еще болели, и Еременко превозмогал сам себя).
– Слушай, ты сам-то с какого года?
– Урожден в год революции - в пятом.
– А я еще в прошлом веке родился, старше тебя, - сказал Еременко, так чего ты тут дурака валяешь. Я ведь дело говорю. В конце-то концов плевать мне на свиней да коров недоенных... Сейчас во как, позарез, мост нужен!
Чуянов ответил: уж сколько бумаг им было написано, каждый год отвечали - то в планы пятилетки мост не влезет, то средств не сыскать, а сейчас, когда немцы с двух сторон жмут, какой же тут мост построишь? Только на горе себе: