Площадь павших борцов
Шрифт:
17. Блицкриг
Спору нет, вермахт был подготовлен отлично. Границу взломали отборной техникой отборные же войска под руководством отборных полководцев Вильгельма фон Лееба, Теодора фон Бока и Герда фон Рундштедта, которые сами и возглавили три удара по трем главным направлениям...
Броня танков, еще в ночной росе, была гулкой.
– Все люки и щели - на герметизацию!
– Исполнено, комарад. Форсаж?
– Да. Полный... полный газ, Франц!
Танки-амфибии (которыми Гитлер так долго пугал Англию) с полного разбега погружались в вязкую тину реки и, перевертывая на дне коряги, выкатывались на советский
– Теперь забудьте о флангах, которыми займется пехота. Захват пространства - главное! Не бойтесь отрываться от полевых частей, берите переправы... марш, панцер, марш!
– Мост, - доложил водитель танка.
– Берем, - отвечал фельдфебель.
– Коровы... полно коров с телятами.
– Прямо, - указал фельдфебель, - на мост.
Солнце еще всходило, из деревень гнали первое стадо. Меланхоличные буренки, позванивая бубенцами, мелко рысили за пегими важными быками. Впереди шел босой старик-пастух, его внучек играл на дудочке. Их глаза, застывшие в ужасе, только на краткое мгновение мелькнули в узком триплексе танка, людской вопль не проник через броню.
– Давлю!
– ликующе сообщил водитель...
Танк системы T-IV (образцовый танк вермахта) покатил через мост, прыгая по раздавленным тушам, которые расползались под ним в мычании коров, буксовал в мешанине сала и крови. Весь красный и жирный, с ошметками мяса на броне, танк переползал на другой берег. Доложили Готу:
– Мост взят. Переправа обеспечена.
– Удерживайте до подхода мотопехоты.
Откинули люк, вылезли. Переговаривались:
– Не думал я побывать в России.
– Кому курить? У меня пачка белградских.
– Дерьмо! У меня лучше.
– Кницлер, чего ты там возишься?
– Тут между траками застряли бычьи рога.
– Так выдерни их. Вместе с черепом.
– Этим и занимаюсь, комарад,
– Русские!
– закричал водитель.
– Вон они, вон...
Вдоль лесной опушки перебегали красноармейцы с винтовками, сумки противогазов прыгали за их спинами.
– Всем вниз. Люк! Пулемет. Быстро...
Пулемет, проглатывая обойму, отбрасывал в парусиновый мешок опустошенные гильзы. Русские скрылись в лесу, и лес принял их в себя и растворил их в себе. Стало тихо.
– А где же их танки?
– вдруг спросил фельдфебель.
Танков, увы, не было. Народ был потрясен, и, чтобы успокоить людей, Москва намекала в печати, что передовой рабочий класс Германии возмущен нашествием на первое в мире социалистическое государство и скоро, мол, пролетариат ответит Гитлеру революцией. Политруки перед боем по-прежнему твердили о классовой солидарности трудящихся всего мира, и на фронте не однажды бывали случаи, когда боец вставал из окопа, крича дружески:
– Эй, геноссе... я - арбайтер... не стреляй! Ответом была длинная очередь из черного шмайссера.
Такова сила и мощь великой "пролетарской солидарности", о которой так много у нас болтали... Вот и доболтались!
Ровно в 11 часов дня 22 июня Гальдер записал в Дневнике:
"Паулюс сообщил мне о заявлении статс-секретаря Вейцзеккера. Англия, узнав о нашем нападении на Россию, сначала почувствует облегчение и будет радоваться распылению наших сил. Однако при быстром продвижении
Он отложил перо:
– Итак, кости брошены на стол, начинаем игру.
– Большую игру, - подчеркнул Паулюс.
– Да, какой еще никогда не вела Германия, но еще никогда Германия и не была сильна так, как сейчас...
Упругие танковые колонны (Манштейна, Гудериана, Клейста, Гота и Шернера) железными "метелками" гусениц расчищали дорогу армиям Лееба, Бока и Рундштедта. Против этой быстро несущейся лавины Москва определила три главных направления обороны, которые доверила прославленным маршалам Ворошилову (против Лееба), Тимошенко (против Бока) и Буденному (против Рундштедта). В ставке Гитлера понимали, что Сталин желает использовать высокий авторитет героев гражданской войны...
В состоянии эйфории Гитлер объявил, что теперь Красная Армия - это чья-то нелепая шутка!
– Сталин, очевидно, решил, что ему предстоит новая "оборона Царицына", как в девятнадцатом году, поэтому он и пугает меня своими кавалеристами... Но где же их танки?
Кейтель с Йодлем - неразлучны. Но Кейтель побаивался авторитета Йодля, уже готовя ему всякие пакости, хотя внешне они казались большими друзьями, и оба с одинаковым неудовольствием видели, что их иногда опережает Хойзингер.
Вот и сейчас он торопливо выступил с готовым ответом:
– Мой фюрер, наши T-IV протыкают русские танки снарядами насквозь, словно это коробки для обуви. Их броня всего пятнадцать миллиметров; они ходят на легковом бензине, и потому от первого попадания вспыхивают - как шведские спички.
(Хойзингер имел в виду наши старые БТ-7, Т-26 и Т-28, известные по парадам на Красной площади.) Гитлер спросил:
– А где же их новейшие на тяжелом топливе? Не меня ли вы пугали танками заводов Сталинграда и Челябинска?
– Кёстринг, сидя в Москве, что-то напутал.
– Гальдер, дайте ему как следует по мозгам.
– С удовольствием это сделаю, - обещал Гальдер, не простивший Кёстрингу "контору по скупке мебели"...
Прощай, милый Цоссен, где по вечерам так сладко пахло резедой и левкоями! В канун войны ОКБ отыскало глухое урочище в дремучем прусском лесу. Сюда согнали пленных офицеров-поляков, началось строительство ставки Гитлера, которую он пожелал назвать "Вольфшанце" (что значит "Убежище волка"). Бетон и колючая проволока, минные заграждения и сигнализация обеспечили Гитлеру непроницаемость тайны, в которой он собирался выиграть войну. Поляки закончили работу, их отвели в лес и уничтожили, чтобы сохранить тайну. Над личным бункером Гитлера была уложена такая броневая плита, которую не расколет никакая сатанинская сила. На поверхности земли в "Вольфшанце" остались блоки штабов и казино, казармы охраны и служебные постройки, крыши которых маскировали кусты и даже деревья. Все остальное упряталось в глубину. Подземные помещения напоминали железнодорожные вагоны класса "люкс", с коридорами и дверями, ведущими в отдельные кабинеты-купе. Всюду сверкали кафель и никель, каждому генеральштеблеру - ванна с душем и собственным унитазом. Паулюс теперь общался с Берлином по телефону, жена порадовала его благополучной беременностью дочери.