Плотина
Шрифт:
Юра встал, а подоспевшие вместе с Лысым ребята начали молотить лежащего на земле. По-своему опытный, Ухватов свернулся клубком, защищая голову руками, а живот коленями.
Теперь Юра испугался, что может произойти убийство.
— Ребята, стойте! — крикнул он. — Прошу вас — остановитесь! — И совсем уже по-мальчишески: — Лежачего не бьют!
— А ты за кого? — подлетел какой-то новый, не знакомый Юре парень и ударил его под ложечку.
Юра схватился за живот и согнулся, а тот еще и по затылку успел.
— Лысой, останови! — прохрипел Юра, как только сумел вздохнуть.
Неизвестно, услышал Лысой эту просьбу, или сам догадался, но начал расшвыривать дерущихся в стороны, применив наконец свою медвежью силу.
— Стойте, мужики! — уговаривал он со слезами в голосе. — Своих перебьете! Озверели вы, что ли?
Когда все остыли, он вспомнил:
— Мужики, тут нож должен быть. Стали искать, но не находили.
— Ищите, мужики, — просил Лысой. — А если кто взял, отдайте. Нельзя его при себе оставлять.
Но никто не признавался. Только поглядывали все друг на друга, пытаясь отгадать, кто же подобрал.
— Вы у него посмотрите, — показал Юра на лежавшего на земле Ухватова, который или притворялся, или в самом деле был без сознания.
Нож действительно подобрал он. Скорчился, съежился, а все же подгреб свое оружие под себя и, когда его переворачивали, опять зашарил рукой по земле.
Юра чувствовал, как по ноге течет кровь, и понимал, что надо скорее куда-то идти — домой или в больницу. Рана, как ему представлялось, была неглубокая, так что в больницу не стоило. Но и домой нельзя: отец разволнуется и снова может расхвораться… Он пошел к Наде, моля судьбу, чтобы сестра оказалась дома.
Как только подумал о Наде, тут же вспомнил Наташу, и стало особенно обидно и горько. Как не ко времени все это с ним случилось, как нехорошо заканчивался этот день, до сих пор такой добрый к нему! Подумалось, что, может, и не стоило останавливаться с Лысым. Надоело бы медведю сутулиться у подъезда — и пошел бы домой, и продолжал бы жить, как жил до сих пор. Смирились же они там все с этим Ухватовым — и пусть бы продолжали терпеть.
Можно было свободно пройти мимо, и ничего бы тогда не случилось — не ковылял бы, припадая на раненую ногу. А завтра бы встретился с Наташей… Надо было пройти мимо…
Но для этого, видимо, надо было родиться другим человеком.
Не лучшим, не худшим, но другим.
Ступать на левую раненую ногу становилось все больнее, и все сильней намокала от крови штанина. Поскорей бы перевязать! Только вот найдется ли у Нади бинт?
Его догнал Лысой.
— Он что, поранил тебя? — спросил с сочувствием..
— Немного.
— Тебе помочь?
— Спасибо, что там помог, — проговорил Юра.
— Ты это… с обидой?
— Нет. Ты все-таки остановил их.
— Мне надо было, когда он на тебя пошел.
— Надо было.
— Прости, Юра… Этого гада в больницу потащили.
«Может, и мне лучше бы туда?» — подумал Юра. Но тут же представил, что могут положить в одну палату с Ухватовым, и похромал дальше, опираясь на плечо Лысого.
А стройка продолжалась и развивалась, и в ряду своих ближайших соседок занимала все более заметное, даже несколько особое место. Отчасти это объяснялось ее уникальностью, но ведь типовых ГЭС, как известно, не бывает вовсе. Важное ее значение для региона и немалая проектная мощность — это по нынешним временам тоже не редкость, это свойственно теперь большинству возводимых объектов; когда происходит преображение такого континента, такой планеты, как Сибирь, никого особенно не удивишь размерами стройплощадок. И особое положение стройки Сиреневого лога определялось прежде всего тем, что здесь проходил проверку и практическую отработку новозарождавшийся характер взаимоотношений между строителями, проектировщиками, поставщиками. Назвали все это добрым словом — содружество. Началось оно, можно сказать, при попутных ветрах. Люди приняли его везде хорошо — оно ведь предполагало и обещало аккуратную, ответственную, налаженную работу. Никаких других выгод люди не ждали и не жаждали, поскольку понимали, что именно такая работа выгодна, только такая может радовать и не сильно утомлять.
Прошедшие месяцы подтверждали, что — да! — ускорение и улучшение строительства в Сиреневом логу возможно. Это подтверждали сами строители, наладившие наконец ритмичную работу бетоноукладочного конвейера, и многие поставщики. На стройке побывали глаза правительства и министр энергетики и электрификации. Повышенный интерес к ней проявляли все партийные органы — вплоть до Центрального Комитета. Партийные и правительственные органы присматривались ко всему здесь происходящему с совершенно ясной целью: не есть ли это новая ступень в методах строительства, в системе взаимодействия производственных коллективов? Возможно, здесь зарождался и новый вид трудового коллективизма, когда добрая сотня производств, организаций, десятки и сотни тысяч людей, работающих в разных концах великой страны, буквально болели душой за объект, возводимый за тысячи километров от них, в малоосвоенных глубинах Сибири…
Надо было хорошо все понять и осмыслить. В принципе нас волнует и радует всякое новое строительство, где бы оно ни производилось. Мы радуемся и новому заводу, на котором никогда не будем работать и продукцию которого, возможно, не будем потреблять, каждой новой дороге, по которой никогда сами не будем ездить, — и это все понятно. Но тут для всех далеких все здешнее становилось кровным, своим. Тут все объединилось в одном заманчивом стремлении построить прекрасную мощную ГЭС и быстро, и хорошо, и при новом к ней отношении. Для всех поставщиков, для всех участников содружества она стала любимой в семье дочерью, и ей отдавалось все лучшее.
Легче всего понять ленинградцев. Они создали проект этой ГЭС, на ленинградских заводах проектировались и строились уникальные турбины, генераторы и многое другое; они и раньше считали себя прямыми участниками строительства. Они и затеяли это гражданское дело — содружество, взяв на себя смелость первого шага. Но дело-то в том, что к ним тут же начали присоединяться машиностроители Днепродзержинска и Красноярска, Белоруссии и Удмуртии, и с этого времени для этих людей тоже стали кровно родными все дела и проблемы Сиреневого лога. Во всех этих краях и городах стройку называли «наша ГЭС». Каждый энергоблок, подъемник, новый бетоновоз, набор необходимых металлоконструкций или мелких инструментов — все, что предназначалось для «подшефной» ГЭС, было теперь делом особо важным и особо ответственным. Сроками поставки и качеством оборудования для этой ГЭС определялось отныне лицо предприятия-поставщика. Стройка становилась своеобразным смотром способностей предприятия, современности его. Начинал действовать незримый, но самый надежный контролер — совесть. Устранялся институт «толкачей», исключалось взаимное вымогательство по системе «дашь на дашь».
Не всюду, не у всех и не все шло успешно и гладко. Всегда ведь легче сказать слово, чем сделать дело. Кое-кто, возможно, и поторопился взять на себя почетные обязательства, еще не достигнув необходимого для этого уровня культуры производства и ритмичности в работе. Но дело это оказалось не только заразительным, но и двигательным. Оно уже само подтягивало всех до необходимого уровня, обязывало к честности. Был создан Большой координационный совет с участием крупных специалистов и партийных руководителей, который объединял действия всех участников, контролировал их, вносил поправки, делал, в случае нужды, переадресовки заказов.