Плотина
Шрифт:
На самой стройке — на плотине и здании ГЭС — работа шла все время с напряжением. Достигнув одного уровня, приходилось тут же поднимать его, чтобы в новом месяце непременно перекрыть. Тут было, как на состязаниях прыгунов: взял высоту два метра восемнадцать — планку поднимают на два двадцать. Только беспрерывное и безостановочное наращивание темпов укладки бетона могло обеспечить необходимую для пуска первого агрегата высоту плотины. Только так создавался фронт работы для монтажников на здании ГЭС.
Как во всякой большой работе, кому-то приходилось труднее, кому-то полегче, кто-то ухитрялся шагать вроде бы и в общем напряженном ритме, однако же без особых напряжений и волнений. Есть такая удивительная разновидность людей, которые в любой обстановке — даже на войне, даже в момент перекрытия реки и во всякой другой яростной трудовой ситуации — умеют соблюдать режим наибольшего благоприятствования самим себе, устраиваются в таком месте, откуда все видно и где они сами тоже вроде бы на виду, но все-таки, по выражению одного мудрого поэта, не воюют, а «кхекают». Поэт вспоминал мужика, который, глядя на своего соседа, колющего дрова, в такт каждому удару топора старательно, с силой «кхекал». Любопытно, что именно эти «кхекающие» люди больше всех говорят о напряженности планов и графиков, о перегрузках, и так это умеют сказать, настолько научно, тонко и утомленно, что им нельзя не поверить. И нельзя не подумать, что они-то и есть настоящие, современно мыслящие герои строек!
К зиме, когда бетонные работы сильно пошли на спад — под шатрами, в тесноте и парильне, слишком широко не развернешься! — снова прозвучал подзабытый Голос Сомнения, впервые прозвучавший в конце памятного партийного актива стройки. Он был теперь не столь категоричен, в нем слышались и нотки заботы, и какого-то смутного предупреждения. Дескать, не провалимся ли мы с этим досрочным пуском? Ведь если сегодня идем такими темпами, если и тут и там видим недоработки, срывы, так как же успеем к новому сроку? Не зарваться бы нам. Не надорваться бы. Не вышла бы нам эта досрочность боком!
И опять вопрос: надо ли, стоит ли прислушиваться к таким голосам в ходе начавшегося наступления? Первый и самый простой ответ: не надо! Первая реакция нередко бывает и самой верной. Но если задуматься и что-нибудь вспомнить… «Сомневайся во всем», — советовал один древний мудрец. О пользе сомнений часто говорят творческие кадры. Возможно, что и в сомнениях, касающихся стройки, есть свой резон, поскольку в них содержится невредный призыв к трезвости, к благоразумию, к проверке желаний расчетами. Может быть, в них звучит предостережение от безоглядности?
Все может быть.
И мы пока что не будем отвечать на прозвучавшие здесь вопросы, ибо единственно убедительный ответ на все сомнения может дать лишь конечный результат дела, итог наступления. Победил — и ты прав во всем, на всех этапах. Проиграл — значит ошибался на всех этапах или на самых главных. Победителей, как водится, не судят, проигравшим остается анализировать и признавать перед всем честным народом свои ошибки, делать выводы на будущее, не ждать ни наград, ни повышений — и делаться более осторожными впредь. Вот ведь какая жестокая цена проигрыша не в спорте, а в деле! Здесь надо обязательно выходить в победители. Не сомневаться и не оглядываться.
У гидростроителей есть еще и свои особенности, даже своя особая психология.
Установим для начала, что психика и нервы у них в общем-то здоровые, крепкие. Как-никак, люди все время работают на свежем и чистом воздухе, на вольных ветрах; здесь можно приобрести радикулит, но не психическое расстройство. Однако представьте себе такую работу, которую приходится делать годами, на которую уходит целое десятилетие жизни, а конечного результата все нет и нет — и не скоро увидишь! Укладываешь тысячи кубов бетона, но надо обязательно съездить в отпуск, чтобы заметить, что плотина все-таки немного растет-подрастает. Тут и заскучать не трудно. Случается, что и заскучают — и начнут собирать чемоданишко. Но остающиеся, то есть 99 из ста, продолжают тянуть свой однообразный воз исправно, с каким-то дивным упорством, внутренним интересом и задором, придумывают по ходу дела что-то новое, пробуют, отлаживают — и на следующую стройку везут это новое как уже отработанное и апробированное. А там придумывают еще новое — и опять кладут бетон, поднимаются вместе с плотиной и сами все выше и выше.
Растут люди, живут, люди, и некогда им останавливаться, некогда сомневаться. Все начатое положено доводить до конца уверенно, терпеливо и без колебаний. Сомнения должны кончаться на уровне изысканий и проектирования. В строительстве только и можно, что быть победителем. Даже генерал может иногда проиграть бой, но затем ловким маневром выправить положение и одержать победу: строитель же не может кое-как сляпать фундамент и первый этаж, а второй и третий сделать на «отлично» — все равно они рухнут из-за плохого фундамента. Нужна только победа.
И то сказать: проигравших, побежденных строителей практически не бывает. Почти не бывает. Так или иначе, с натугой или без оной, худо ли, бедно ли, но почти все начатые объекты доводятся до завершения и пусть не всегда с высокой оценкой, но сдаются госкомиссии, вводятся в строй, доводятся в строю. Каждый строитель может сказать себе: «Сдавали другие — сдадим и мы!»
Многие так и решают, на том стоят.
И все тут вроде бы верно, все мудро. Практически мудро.
Но отчего же тогда вдруг заноет что-то под сердцем у генерала-строителя, у генерального строителя, разбудит его среди тихой поселочной ночи и заставит прокручивать в голове варианты решений или решать уравнения с целой системой неизвестных? Из-за чего разыгрываются настоящие баталии на утренних летучках, партийных собраниях, на советах бригад? Почему люди волнуются, ожидая ответов ЭВМ на какие-то коренные вопросы стройки? И опять воюют друг с другом и с возникающими трудностями, переживают, не спят ночами… Ведь сдавали же другие — сдадим и мы.
Есть тут какая-то тайна, какая-то истина.
И она скорей всего в том, что другие строят и сдают свои объекты, а ты — свой, в известной мере неповторимый. Даже если он возводится по типовому проекту, для тебя он — неповторим, уникален, потому что он — твой. Ты отвечаешь за него перед людьми и перед самим собой, ты живешь им и как бы вместе с ним долгие годы, и для тебя он навеки останется этапом в жизни. И в твоей биографии не будет более гордых и серьезных строк, нежели названия крупных строек, к которым ты причастен.
В молодости большая стройка — все равно как мать для тебя. Потому что она и учит, и воспитывает, а когда ты уходишь от нее — благословляет тебя на дорогу, на дальнейшую самостоятельную жизнь. Она в то же время и как подруга тебе, потому что ей отданы лучшие годы зрелой поры твоего бытия, отданы любовь и страсть. А потом она и дочь твоя, эта стройка, дитя любви и забот, и она навсегда заносится в твой трудовой паспорт.
Вот так вот: и мать, и подруга, и дочь. И заодно — твоя репутация, твой престиж, твое самосознание и самоутверждение. Твой сегодняшний и твой завтрашний день. Она как бы объединяет твое настоящее с будущим, продлевает тебя в будущее. Ведь только тому светит ясное будущее, кто светло живет в настоящем. Строй — и не будешь забыт! И тут не имеет значения — руководитель ты с крупным именем или простой рядовой трудяга, бригадир, или звеньевой, или руководитель так называемого среднего, то есть серединного, сердцевинного звена.