Плутовка
Шрифт:
С грохотом отодвинув стул, он поднялся в свой кабинет и налил себе бокал виски. Потом еще. И еще… Он пил не для того, чтобы опьянеть. Ему это было необходимо, чтобы прийти в себя и дождаться, пока заснет Генри.
Слегка пошатываясь, он пошел в спальню. Как же ему держаться с женой? Господи, он совсем запутался. Он продолжал любить ее против своего желания. Он хотел возненавидеть ее и не мог. Глупо винить Генри за то, что она не может ответить ему взаимностью, глупо винить ее за любовь и преданность земле. Он страстно желал эту женщину, ненавидел себя за слабость
Ясно лишь то, что она не любит его.
«Жаль, что я… Жаль, что я не люблю тебя».
Что ж, ее нельзя винить за это, по крайней мере она старалась быть ласковой с ним.
Данфорд повернул дверную ручку и вошел в комнату. Его взгляд упал на кровать. Генри! Он затаил дыхание. Она его ждет? Значит, она хочет его? Нет, подумал он с горечью, это всего лишь означает, что в другой спальне нет кровати.
Она безмятежно спала, и ее грудь слегка приподнималась в одном ритме с дыханием. Полная луна заливала спальню мягким светом. Данфорд тихо опустился в мягкое кресло. Ему и этого будет достаточно. Вот так сидеть и смотреть на нее.
Проснувшись на следующее утро, Генри приоткрыла глаза. Она спала удивительно хорошо, несмотря на вчерашние переживания. Она зевнула, потянулась и села в кровати. И сразу же увидела его. Данфорд спал в кресле на противоположном конце комнаты. И по всему было видно, что ему очень неудобно. Зачем он сделал это? Неужели подумал, что она не пустит его в кровать? Или она настолько неприятна ему, что сама мысль об этом казалась ему невыносимой?
Вздохнув, Генри выскользнула из кровати и прошла в гардеробную. Надела бриджи, рубашку и вернулась в спальню.
Данфорд даже не шевельнулся. Темные волосы спадали ему на глаза, а губы чуть припухли со сна. Генри ужасно хотелось их поцеловать. Удивительно, как он помещался в таком маленьком кресле!
Генри стало невыносимо жаль его. Она готова была простить ему то, что он оставил ее сразу после свадьбы, и забыть его оскорбительную грубость накануне. Она готова была смириться даже с тем, что не была желанна ему настолько, чтобы он расстался со своей любовницей. Она думала только о том, что все еще любит его, несмотря ни на что, и не может видеть, как он страдает. На цыпочках она подошла к нему и взяла за плечи.
— Вставай, Данфорд, — прошептала она, пытаясь поднять его на ноги.
Он несколько раз моргнул.
— Генри?
— Пора в постель, Данфорд.
Он сонно улыбнулся:
— Ты тоже идешь?
Ее сердце замерло.
— Я… нет, Данфорд, я уже одета. Я… у меня есть дела. Да, дела. — «Говори, говори, Генри, пока тебе самой не захотелось прыгнуть в кровать следом за ним».
Данфорд выглядел таким разочарованным. Он наклонился к ней и прошептал:
— Можно я поцелую тебя?
Генри судорожно сглотнула. Неужели он все еще спит? Как-то раз он уже целовал ее во сне. Что случится, если он сделает это еще раз? Она так сильно хотела этого… так сильно хотела его. Потянувшись, Генри легко коснулась его губ. Он застонал — и тут же она попала в крепкие объятия.
— Плутовка, — прошептал он.
Даже если Данфорд и спал, на этот раз он не ошибся с именем. По крайней мере сейчас он хотел ее. Только ее.
Неистово срывая одежду друг с друга, они перебрались на кровать. Он отчаянно целовал ее, почти не веря тому, что происходит. Она обвила ногами его бедра, обнимая и прижимаясь все сильнее в страстном желании слиться с ним воедино. Не успела она опомниться, как все произошло само собой. Это было чудесно, словно сами небеса окутали их своим волшебным покровом.
— О Данфорд, я люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя. — Слова вырывались из сердца и слетали с ее губ. Она забыла о своем уязвленном самолюбии. Прежние сомнения казались ей сейчас малозначительными. Она любила его, и по-своему он любил ее тоже. Теперь она готова на все, лишь бы удержать его. Она забудет о своей гордости и станет покорной, лишь бы не испытать снова щемящее чувство одиночества.
Казалось, Данфорд не слышал ее, так сильно он был поглощен тем, что происходило. Стон вырывался из его груди с каждым движением. Глядя на него, Генри не могла понять, чего было больше в его лице: отчаяния или радости. И тут он необычайно сильно подался вперед, выкрикнув ее имя в тот самый момент, когда, казалось, сама его жизнь перелилась в нее.
Генри затаила дыхание, потрясенная этим чудом. Содрогнувшись в последний раз, он начал дышать ровнее. Не двигаясь, они пролежали так несколько минут. Затем Данфорд глубоко вздохнул и лег рядом, повернувшись лицом к Генри. Улыбнувшись, он потянулся к ней и нежно поцеловал.
— Ты сказала, что любишь меня? — шепотом спросил он.
Генри молчала, чувствуя себя в ловушке. Он положил руку на ее бедро:
— Или мне послышалось?
Ей хотелось сказать «да», ей хотелось сказать «нет», но она не могла решиться ни на то, ни на другое. Она выскользнула из его объятий и выбралась из кровати.
— Генри. — Его голос был суров и требователен.
— Я не могу любить тебя! — Она судорожно натягивала рубашку, которую еще так недавно яростно срывала с себя.
Несколько секунд Данфорд отрешенно смотрел на нее, а потом произнес:
— Что ты хочешь этим сказать?
Она уже заправляла рубашку в бриджи.
— Тебе нужно больше, чем я могу дать, — она едва сдерживала рыдания. — А значит, и ты мне не нужен.
Он не обратил внимания на первую половину фразы. Зато вторая кольнула его в самое сердце. Лицо Данфорда стало каменным, он поднялся с постели и взял одежду.
— Что ж, хорошо, — сдержанно сказал он. — В таком случае я возвращаюсь в Лондон. Сегодня же.
Генри замерла.
— Надеюсь, тебя это устраивает?
— Ты… ты уезжаешь? — очень тихо спросила она.
— А разве не этого ты хочешь? — выпалил он и, все еще обнаженный, угрожающе двинулся в ее сторону. — Не этого?
Генри покачала головой.
— Тогда чего, черт побери, ты хочешь? — закричал он. — Ты решила для себя наконец? — Данфорд был рассержен не на шутку. — Я сыт по горло твоими фокусами, Генри. Когда поймешь, чего ты все-таки хочешь, напиши мне. Я буду в Лондоне.