Плутовка
Шрифт:
В мгновение ока благие намерения покинули Генри. Ярость бушевала в ней, как ураган, и, не успев осознать, что происходит, она уже кричала:
— Что ж, уезжай! Уезжай! Уезжай в Лондон и развлекайся со своими женщинами! Езжай и спи со своей Кристиной!
Данфорд вдруг замер, его лицо вытянулось и побледнело.
— О чем ты говоришь? — прошептал он.
— Я знаю, что у тебя все еще есть любовница, — выпалила она. — Мне известно, что ты спал с ней даже тогда, когда мы были помолвлены, даже после того, как ты признался мне в любви. Ты сказал, что едешь играть
Он сделал шаг в ее сторону. Одежда выскользнула из его рук.
— Произошла ужасная ошибка.
— Да, произошла, — сказала она, дрожа словно от холода. — Я ошибалась, вообразив, что мне удастся стать настоящей женщиной, единственной в твоей жизни. Но этой мечте не суждено было сбыться.
— Генри, — сказал он срывающимся голосом, — мне никто не нужен, кроме тебя.
— Не лги мне! — вырвалось у нее. — Только не лги. Я недостаточно хороша для тебя! Я очень старалась. Я изучала этикет, носила платья, я даже полюбила носить их, но этого оказалось недостаточно. У меня ничего не вышло. Я знаю, что не вышло, но я… О Боже.
Она бросилась в кресло и разрыдалась. Ее тело содрогалось, и, чтобы как-то остановить эту дрожь, Генри обхватила себя руками.
— Я только хотела стать для тебя единственной, — произнесла она, задыхаясь от слез. — Вот и все.
Данфорд опустился перед ней на колени, взял ее руки и припал к ним губами в благоговейном поцелуе.
— Генри, плутовка, моя любимая, ты одна нужна мне. Ты одна. Я даже не взглянул ни на кого с тех пор, как познакомился с тобой.
Она сквозь слезы смотрела на него.
— Я не знаю, что тебе показалось в Лондоне, —продолжал он. — Наверное, это было той ночью, когда я сообщил Кристине, что ей придется найти другого покровителя.
— Но ты пробыл там так долго…
— Генри, я не изменял тебе. — Он сжал ее руки. — Ты должна верить мне. Я люблю тебя.
Она видела, как его карие глаза стали влажными, и ужаснулась своим словам, сказанным сгоряча. Генри порывисто встала с кресла.
— О Боже! Что я наделала? Что я наделала?
Данфорд увидел, как она побледнела.
— Генри? — испуганно позвал он.
— Что я наделала? — Ее голос становился все громче и громче. — О Боже мой! — Она выскочила из комнаты.
Данфорд был не совсем одет, чтобы броситься вслед за ней. Он решил не посылать слуг на поиски. Генри хорошо знала эти места, и с ней не должно было произойти ничего плохого. Начался дождь, а она все не возвращалась. Полчаса. Он даст ей еще полчаса. Сердце его едва не разорвалось, когда он увидел отчаяние на ее лице. Никогда раньше он не видел такой тоски и горя. Почему их брак того и гляди развалится? Он любит ее, а теперь выяснилось, что и она отвечает ему взаимностью. Он не находил ответов на многие вопросы, а единственный человек, который мог помочь ему в этом, был неизвестно где.
Сбежав по ступенькам вниз, Генри оказалась во дворе. Стоял густой туман. Ей хотелось уйти подальше от дома, и она все шла и шла, не останавливаясь, пока деревья не обступили ее. Здесь ее никто не услышит.
Четыре часа спустя Данфорд готов был рвать на себе волосы. Где же она?
Генри брела к дому как во сне. Дождь хлестал по лицу, но она, казалось, не замечала этого. Глядя прямо перед собой, девушка повторяла про себя:
— Я должна все объяснить ему. Должна.
Она проплакала под деревом несколько часов, пока не кончились слезы. А затем, когда ей стало легче дышать, подумала, что следует еще раз попытаться начать все сначала. Ведь люди должны учиться на своих ошибках и продолжать жить. Генри твердо решила поговорить с мужем. Едва она поднялась по ступенькам и взялась за ручку, как дверь распахнулась.
Данфорд.
Его брови были сведены, на щеках играл румянец, на шее часто пульсировала вена, и… и его рубашка была неправильно застегнута. Он бесцеремонно затащил ее в холл.
— Известно ли тебе, что я пережил за последние часы?! — накинулся он на нее.
Она молча покачала головой. Он начал перечислять по пальцам.
— Ров, — выпалил он. — Ты могла упасть в ров. Нет, не говори, что ты прекрасно знаешь окрестности, ты все равно могла упасть в ров. На тебя могли напасть дикие звери. Тебя могло придавить деревом, потому что началась буря.
Генри не сводила с него глаз, подумав о том, что вряд ли дождь и ветер можно было назвать бурей.
— Тебе могли повстречаться разбойники, — продолжал перечислять он. — Я знаю, что Корнуолл — край света, но здесь тоже есть разбойники, которых ничто не остановит. О Господи, Генри, мне даже подумать об этом страшно! — Данфорд попытался пригладить взъерошенные волосы. — Я запру тебя в комнате.
В ее сердце проклюнулся лучик надежды.
— Я запру тебя в комнате, свяжу по рукам и ногам, и… ради всего святого, произнесешь ты хоть слово?
Генри открыла рот:
— У меня нет подруги по имени Розалинда.
Он тупо смотрел на нее.
— Что?
— Розалинда. Ее не существует. Я… — Она отвернулась, чтобы не видеть его глаз. — Я написала это письмо, надеясь, что ты расторгнешь помолвку.
Он дотронулся до ее подбородка, пытаясь заглянуть ей в глаза.
— Почему, Генри? — спросил он охрипшим голосом. — Почему?
Она вздохнула.
— Я считала, что у тебя есть любовница. Я не могла вынести такого: только что ты был со мной, а потом с ней, и…
— Я не предавал тебя.
— Я знаю. Теперь знаю. Прости. Прости меня. — Она обхватила его руками, спрятав лицо у него на груди. — Ты сможешь простить меня?
— Но почему ты не верила мне?
Генри вздохнула, и румянец залил ее щеки. Она рассказала ему о леди Уолкотт. Данфорд с удивлением смотрел на нее:
— И ты ей поверила?
— Да. Нет. Не сразу. Но потом я поехала за тобой. — Генри заставила себя посмотреть ему в глаза. Она обязана была сказать ему всю правду. — Ты пробыл там так долго. Я не знала, что и думать.