Пляска дервиша
Шрифт:
Мы вышли из подъезда и сели в машину.
– Как там Ада Борисовна и Тигран Ваграмович? – спросил я чтобы хоть как-то разрядить напряженную тишину.
Она не ответила.
Далее события развивались следующим образом.
БМВ встал на опушке леса в какой-то сотне метров от дома!54 по Пауль-Людвиг-Штрассе. В нем остались я и Лили. Блондин с радиотелефоном в одной руке и «Макаровым» в другой засел у края дома так, чтобы полностью контролировать внутренний двор с теннисным кортом. Потом во двор со стороны улицы ворвался микроавтобус без опознавательных знаков. По нему тут же принялись палить из израильских автоматов
«Узи» смолкли. Тогда из микроавтобуса выскочил Бондо с фауст-патроном в руках и взорвал дверь. Внутри они обнаружили трупы двоих мужчин интеллигентного вида. Они лежали в комнатах второго этажа в дорогих костюмах с галстуками, сжимая в коченеющих руках «узи». Третий, неопределенного возраста, весь в татуировках, еще был жив, однако истекал кровью. У него попытались выяснить, где Гуриели, но он уже не мог говорить и через пару минут скончался. А самого Гуриели так и не нашли. То ли он хорошо спрятался в доме, а искать его не было времени – ведь в любую секунду могла нагрянуть полиция, – то ли успел сбежать заблаговременно, поскольку Блондин не видел, чтобы кто-то выбирался из дома на контролируемом им участке. В любом случае нужно было спешить. Лили дала отбой. Блондин присоединился к остальным, во двор на другом микроавтобусе |въехал Грач, все быстро в него уселись и через мгновение возле буквально вывернутого наизнанку дома никого не было…
Уехали и мы с Лили. Впервые я видел охранников «Гвидона» за работой и могу засвидетельствовать, что никому из них Лили денег зря не платит.
Последующие дни прошли в тщетных поисках Гуриели. Лили связалась с нашим представительством в Маями и потребовала, чтобы в Гондурас немедленно был послан человек с целью сбора интересующих нас сведений о Ромуальдо Нуньесе. Однако ничего заслуживающего внимания ему разведать не удалось. Тогда Лили распорядилась, чтобы наняли профессионального детектива. Тому, видимо, удалось продвинуться дальше, поскольку он был обнаружен мертвым: зарезан ночью в гостиничном номере.
– Я еще удивляюсь, как тебя здесь не прикончили, – сказала мне в тот день Лили.
Очевидно, я должен был расценивать ее слова как похвалу.
Расселились мы в различных отелях Берлина, причем я выбрал «Черчилль» в память об Изабель. Через день Горбанюк получил известие из Парижа: госпожа Изабель Демонжо не возражает, чтобы ее домашний адрес сообщили господину Аладдину. Адрес прилагался. Так что я бы мог, разумеется, ей написать, но предпочел раскошелиться на телефонный звонок. Поблагодарил за доверие и вкратце рассказал о том, что произошло за последнее время.
– Имей в виду, Гуриели еще жив. Наверняка он доложит или уже доложил Ромуальдо Нуньесу о твоем участии.
Последовало долгое молчание.
– Ты меня слышишь? – поинтересовался я.
– Да, – сказала она. – Спасибо за предупреждение.
Несколько раз в представительство наведывалась фрау Сосланд, но я оттягивал свою встречу с ней. Конечно, я бы мог заявить, что дело, в целом, закончено и они могут спать спокойно. Но ведь Гуриели-то был еще не обезврежен. Этот чертов Гуриели! Кстати, приз за лучшую мужскую роль в Каннах он так и не получил. А жаль, иначе можно было бы пристрелить его в момент вручения.
Позвонил Пауль фон Лотманн и сообщил, что Михаэля Крона, Отто Горовица и Анатолия Косых убили тем же оружием, что и Фридриха Бенеке,
– Видите, я исполнил свое обещание, – с гордостью отметил он.
Говорил он с Горбанюком, и тот горячо поблагодарил его от нашего с Джаичем имени. Сам Джаич все еще находился в реанимационном отделении, и к нему не пускали.
Затем позвонил Вилли Гройпнер и сказал, что от Изабель из Парижа пришел для меня факс. Это было письмо, и я привожу его здесь целиком: «Я думаю, тебе будет приятно получить привет из Парижа. Когда-нибудь ты обязательно должен приехать сюда, и я покажу тебе этот чудесный город. Если, разумеется, к тому времени ты застанешь меня целой и невредимой.
А теперь к делу. Как я уже рассказывала, моя мама много лет была компаньонкой русской графини. Фамилия графини была Телегина. За это время мама успела хорошо выучить русский язык и, когда Телегина окончательно состарилась, ежевечерне читала ей вслух русскую литературу: Пушкина, Толстого, Достоевского, Тургенева. Я тоже росла в этом доме, понимала русский и присутствовала почти при всех чтениях. Тургенев меня и доконал. Конечно, не он сам, а созданные им образы романтических русских женщин. Правда, тех тянуло к бунту, к революции, но ведь революция – то же преступление. И меня потянуло к преступлению…
Собственно, точнее будет сказать, что потянуло меня не к преступлению, как таковому, а к сильной, неординарной личности, способной на преступление. Первым из подобных людей мне повстречался Барри Амарандов. Произошло это тоже в доме у графини. Она любила людей искусства, особенно людей искусства из России, и к ней частенько захаживали те из них, кто имел возможность вырваться из Союза. Кстати, Гоча Гуриели тоже бывал там.
В ту осень мне только исполнилось восемнадцать. Он был намного старше меня, но это тоже казалось романтичным. Мой Барышников! Мой Нуриев! Я была без ума от его танцев. В особенности мне нравился „Танец Шамана“, который сохранился в его репертуаре до самого конца. Я рада, что присутствовала на его последнем концерте…
Так вот, он несколько раз намекнул, что ищет на Западе оптового покупателя на русские иконы и другие антикварные ценности, но чтобы этот покупатель мог, естественно, хорошо заплатить. И я разыскала Романа Нуса, тоже выходца из России, который тогда собственных больших денег не имел, но пользовался доверием серьезных гангстеров из Америки. Так все и началось. Барри удалось хорошо поставить дело, культурные ценности транспортировались не только им самим, но и другими участниками его группы. Я назвала ее „Фокстрот“, поскольку мне нравилось танцевать с Барри именно этот танец. Чуть позже он рассказал, что начинает ощущать в себе способность к каким-то замечательным, необычным действиям. К примеру, мог погнуть взглядом вилку, открыть замок без помощи ключа или даже рассказать о том, какая поломка у электроприбора, совершенно к нему не притрагиваясь.
Дела у них шли все лучше и лучше. Роман Нус сделался Ромуальдо Нуньесом и вошел в руководство влиятельной гангстерской организации. Я стала им больше не нужна, и тут выяснилось, что Барри ко мне совершенно безразличен. Потом началась перестройка, железный занавес пал, и они лишились той монополии, какую имели, занимаясь контрабандой антиквариата. Ведь раньше через них шло процентов восемьдесят незаконно вывозимого из страны. Как я понимаю, Ромуальдо в синдикате отвечает именно за эту статью дохода, от него потребовали действий, и он пришел в бешенство. И заставил действовать Дервиша и остальных.