Пляска смерти
Шрифт:
Криг поднялся. «Этого тоже подхватило течением», – с грустью подумал он и простился.
На Капуцинергассе день и ночь стучали мотыги. Машины, наполненные щебнем, проносились по городу, старая Капуцинергассе превращалась в кучу развалин. А люди, ее населявшие, все эти «капуцины» – врачи, адвокаты, торговцы, чиновники, рантье, куда они девались? Они исчезли, и никто не знал, куда. Зато городской музей приобрел несколько старинных засовов и дверных ручек.
За короткое время Фабиан сделался важной персоной в городе. Впрочем, надо отдать ему справедливость: свое влияние, там, где это требовалось, он употреблял и на пользу друзей. Так, он не забыл медицинского советника Фале из Амзельвиза.
В последнее время ему часто приходилось беседовать с профессором Зандкулем, директором городской больницы, так как по плану предполагалось перенесение больницы за черту города. При случае он неизменно сводил разговор на заслуженного создателя рентгеновского института и излагал просьбу Фале. Ведь речь, насколько он понимает, идет об открытии, которое будет иметь мировое значение.
Но профессор Зандкуль нелегко поддавался на его уговоры.
– Фале уничтожит ценнейшие мои аппараты, – возражал Зандкуль. – Как еврей, он исполнен наследственного чувства ненависти. Прочитайте мою книгу. В библии приводятся сотни примеров вероломства и обмана. Разве характер Юдифи не лучшее тому доказательство?
Зандкуль недавно выпустил в свет книгу «Психология евреев», продиктованную ему слепой ненавистью.
Фабиан употребил весь свой ораторский талант на эти уговоры, и Зандкуль, наконец, согласился сделать исключение.
– Но, – заявил он, – только при условии, что вы ручаетесь за него и представите мне это поручительство в письменном виде, я согласен дать Фале возможность работать в институте по воскресеньям с десяти до восьми часов.
Фабиан написал поручительство. Потом по телефону вызвал Марион к себе в контору, чтобы сообщить ей радостную весть.
– Боже милостивый! – смеясь, воскликнула Марион, и слезы блеснули в ее черных глазах. – Папа будет счастлив и признателен вам по гроб жизни.
– Передайте отцу сердечный привет, – сказал Фабиан, – я бы сам с удовольствием приехал в Амзельниз, но вы знаете, как я занят.
– Папа и мы все, – отвечала Марион, – очень огорчены тем, что обстоятельства не позволяют вам больше посещать нас.
– Обстоятельства?
Марион засмеялась.
– Почему вы притворяетесь удивленным? Ведь мы же евреи, если говорить начистоту.
Фабиан поднялся со стула.
– Зачем вы оскорбляете меня, фрейлейн Марион? – проговорил он. – Меня этот вздор ни в какой степени не затронул. В ближайшее воскресенье я буду у вас к пяти часам. Я не помешаю?
Марион захлопала в ладоши.
– Замечательно, – смеясь, воскликнула она, – вас встретят счастливые люди!
Ну, а теперь ей пора домой, порадовать своих хорошими вестями. Но Фабиан все не отпускал ее; они проговорили еще около получаса, хотя приемная была полна посетителей. Веселый смех Марион слышался в конторе.
Когда они стали прощаться, Марион, улыбаясь и краснея, попросила разрешения поцеловать руку Фабиана в благодарность за его доброту. При этом на ее черные глаза вновь набежали слезы.
– Этого только недоставало! – со смехом воскликнул он. – А вот я действительно попрошу вас об одолжении, прекрасная Марион. – И он поцеловал ее в лоб. Она не сопротивлялась, только вдруг притихла.
– Это мояблагодарность, Марион.
Марион громко рассмеялась.
– Что это на вас вдруг нашло? – воскликнула она, все еще пунцовая, и, улыбаясь, протянула ему руку.
– До воскресенья!
Когда она проходила через контору, фрейлейн Циммерман подумала: «Да, с такой красотой и таким умением смеяться можно и еврейкой быть».
XIV
На лестнице слышался топот ног, звон шпор, оживленные голоса. Клотильда открыла свой «салон» и принимала гостей. Среди них было много молодых офицеров, друзей обер-лейтенанта фон Тюнена. Сегодня должен был состояться первый доклад учителя гимназии доктора Деблера. Он выбрал тему «Священная Римская империя германской нации».
В течение по крайней мере месяца Клотильда и баронесса фон Тюнен ездили с визитами ко всем видным семействам в городе; такое начинание требовало тщательной подготовки. Баронесса сопровождала Клотильду, чтобы оказать ей поддержку в ее высокой миссии. В одиночку Клотильда чувствовала себя несколько смущенной, у баронессы же всегда было наготове нужное словцо. «Главное – всегда быть наготове, – так обычно начинала она разговор, – а посему необходимо морально подготовить закладку фундамента нового рейха».
Обеих дам любезно принимали почти во всех бюргерских домах, как только выяснялось, что они не занимаются сбором пожертвований и не пытаются навязать людям какую-нибудь должность. На визитной карточке Клотильды черным по белому стояло: «урожденная Прахт», иными словами – из семьи богачей Прахтов, замужем за правительственным советником Фабианом, правой рукой бургомистра Таубенхауза.
В этот вечер Клотильда выглядела прелестно; длинное ожерелье из светло-красных кораллов на темном платье искупало излишнюю пышность ее туалета. Все восхищались новым салоном. Марта, красная от волнения, разносила чай.
Доктор Деблер действительно говорил очень интересно, хотя несколько длинно. Обилие исторических подробностей многим показалось утомительным. Учитель был молод, строен, белокур и очень понравился дамам. Клотильда знала, что делает. Не исключено, что ее гости, сами того не подозревая, присутствовали сегодня при рождении новой Римской империи германской нации.
Настроение поначалу было, пожалуй, слишком серьезным, все оживились, только когда Марта стала подавать напитки. Теперь раздавался даже громкий смех, особенно в углу, где собрались офицеры.