Пляска смерти
Шрифт:
Она была молода и мертва недавно. Я прошептала Жан-Клоду на ухо:
— Она изображает человека?
— Oui.
Она была настолько новенькой, что я могла бы даже поверить в иллюзию, но давно когда-то. Сейчас я умела распознать вампира на взгляд.
Вампиры над сценой стали снижаться кругами, как снижаются грифы, когда решают, что добыча на земле наконец умерла.
Одна из женщин-вампиров изящно приземлилась на сцену. Волосы у нее были почти такие же темные и кудрявые, как у меня, но сколько там было настоящих, а сколько парика, трудно было сказать. И она тоже пошла на пуантах, как эта девушка, повторяя ее движения. Девушка протянула руки, умоляя, задавая вопрос или просто чего-то прося. Темноволосая вампирша повторила ее движение, передразнивая. И это
И еще одна вампирша опустилась на сцену, на этот раз с каштановыми волосами, потом блондинка. Девушка опустилась на колени, умоляла, протягивая изящные руки. На ней было тонального грима чуть больше, чем на других. От него ее кожа казалась розовее, будто девушка живая.
Трое вампиров опустились на сцену, переплелись с танцующими женщинами, сцепившись руками: мальчик-девочка, мальчик-девочка. А девушка в белом продолжала их умолять. Они стали смеяться над ней, разбились на пары, танцуя вокруг нее. Мужчины совершали невероятные прыжки, вертели партнерш, будто те ничего не весили. Да, прыжки были изумительны, но не впечатляли. Если ты видел только что полет, что тебе после этого небольшое гран-жете?
Вампиры закружились вокруг нее, ближе и ближе. Она наконец заметила опасность, попыталась бежать, но круг сомкнулся. Ее хватали и отбрасывали опять в середину, она падала, как белая и каштановая вода, волосы сияющим плащом проливались на белое платье. Вампиры подбирались в танце все ближе и ближе, сжимали кольцо — изящными, текучими движениями, но сжимали.
Над нами что-то шевельнулось — я и забыла, что в воздухе остались еще вампиры. Они раньше поднялись к потолку, используя его как пространство за сценой, а сейчас спикировали вниз, и вдруг стало понятно, что вампиры в круге — ерунда, мелочь. Танцоры, опустившиеся на сцену только что, излучали силу как дрожащую нить холода — такого холода, что он просто обжигал. Они крались по сцене, кружились в хищном танце, который заставил меня испугаться за девушку. Глупо — они же с этим номером выступали по всей стране. Я даже знала, что девушка и без того мертва, но все равно рефлекторно среагировала на их зловещее движение.
Зрители в партере ахнули. Они все смотрели с самого начала, и они-то не знали, что девушка — не человек.
Кольцо пар раздвинулось, пропуская новых вампиров. Двое мужчин и три женщины. На лице увидевшей их девушки ясно читался страх. Она умоляла их, грациозно изгибая руки, коленопреклоненная. Это не помогло, и она медленно поднялась на ноги. Страх ее ощущался на ощупь, как что-то материальное. Кто-то излучал эмоции на публику. Мало кто способен так легко подчинить меня.
Я посмотрела и увидела последнего вампира, парящего под лепным потолком. Адонис, тот блондин, что чуть не захватил меня взглядом. На меня он не смотрел — все его внимание было на сцене. Наверное, ждал сигнала. Но это был не он… что-то торможу я сегодня — это опять был Мерлин, Мерлин, которого я не видела во плоти, только в воспоминании Тьмы. Я не стала ему противодействовать — он никому ничего плохого не делал. А если я начну ему мешать, заставлю перестать излучать эмоции на зрителей, это может снова пробудить Марми Нуар. К еще одному визиту Матери Всей Тьмы я сегодня готова не была, так что не стала трогать Мерлина. Его грехи обсудим с ним потом, частным образом.
Вампиры гнали девушку по сцене — отлично срежиссированная игра в кошки-мышки. Вампиры бросались на нее, своей неимоверной быстротой мешая ей покинуть сцену. Она уже будто почти пробегала мимо, но вдруг вампир хватал ее за руку и отбрасывал назад, и она изящно скользила по сцене. Интересно, как у нее белое трико при этом оставалось белым.
Адонис устремился вперед — я ощутила его движение. Он медленно спускался к сцене, будто на проволоке, невероятно медленно. Не как хищная птица — скорее как возносящийся святой, только не возносился, а нисходил. Он коснулся сцены — и танцоры замерли. К его руке будто по команде подошел какой-то рыжий вампир. Танцоры разбились на пары и стали танцевать вокруг девушки. Она уже не просила о помощи — отчаялась. Свернулась, сияя как белая звезда в центре круга разноцветных вампиров.
Они
Девушка спрятала лицо в ладони, будто выше ее сил было смотреть. Над нею встал Адонис, и она подняла к нему испуганное лицо, медленно — как поднимают взгляд актеры в фильме «ужасов», услышав шум, когда знают откуда-то, что это чудовище и что оно уже рядом. Вот с этим выражением лица, с этим ужасом выраженным всем телом, смотрела она на стоящего над ней красавца. Как бы ни был он красив, она заставляла зрителя видеть его уродливым, опасным, страшным.
Он схватил ее за руку, и они начали медленный танец, когда он наполовину волочил ее, а она старалась быть от него подальше. Отвращение к его прикосновениям, нежелание их кричали в каждом ее движении. Но он победил, как и понятно было. Он рывком притянул ее в объятия и взлетел к небу, полетел с девушкой в руках над зрителями, а она отбивалась и колотила его кулачками, и тогда он ее бросил — и она вскрикнула в голос, но тут же ее поймал другой вампир, прямо над головами сидящих, и публика ахнула и вскрикнула вместе с ней. Вампиры стали играть с девушкой — по очереди взмывая в воздух и выпуская отбивающуюся жертву; она стала цепляться за вампиров, а они отрывали ее руки от своей одежды и швыряли ее в воздух. Потом ее снова поймал Адонис и прижал к себе. Когда они пролетали над нами, я заметила, что на ее лице блестят слезы. Адонис схватился за сияющий водопад ее волос, намотал на руку, оттянул ей голову, открывая точеную шею, и изобразил укус. Потом перебросил ее следующему вампиру, тот тоже укусил ее, и вампиры сомкнулись вокруг нее в воздухе тугим шаром рук и ног. Когда они рассыпались снова, на ее шее виднелись точки искусственной крови, и девушка уже рвалась к вампирам. Обнимала их благодарными руками, и начался настоящий жор. Из рук в руки, от одного к другому, мужчина, женщина, снова мужчина, пока лица вампиров не измазались кровью, а платье девушки стало похоже на простыню пострадавшего в аварии. От искусственной крови платье стало прилипать к ее телу, видны стали мышцы, тугие маленькие груди. Манящее и невыносимое зрелище.
Зрители застыли в молчании, когда вампиры снова приземлились на сцену и окружили девушку, скрывая от взглядов. Возникла иллюзия, что все они жрут одновременно, хотя я знала, что технически это невозможно. Слишком много для этого ртов.
На сцену крадучись поднялся новый вампир. Темноволосый, с еще более темной кожей, но трудно было сказать, грим это или его естественный тон. Он отогнал остальных вампиров прочь, увидел окровавленный полутруп — и зарыдал, плечи его затряслись.
Адонис над ним засмеялся — сценическим смехом, запрокидывая голову.
Темный вампир поднял лицо, искаженное гневом, и они с Адонисом стали танцевать по сцене, танцевали вокруг окровавленного тела. Остальные вампиры исчезли за сценой, и остались лишь двое танцующих мужчин. У Адониса были мышцы рельефные, темноволосый был высок и тощ и так грациозен, как я в жизни не видела. Он двигался как олицетворение воды, и даже это еще было слабо сказано.
Танец Адониса казался рядом с ним неуклюжим, человеческим. Где-то в разгаре этого представления я поняла, что передо мной Мерлин.
Танцевальный бой он выиграл — именно бой это был. Они дрались в воздухе и на земле, и это казалось реальным. Реальная злость ощущалась в этом бою, и я подумала, излучает ли кто-нибудь злость на публику, или же они действительно друг друга терпеть не могут, а сценический бой дает выход этому чувству.
Адонис был повержен, хоть и не убит, и Мерлин один остался на сцене над телом своей возлюбленной. Он склонился к ней, поднял на колени, укачивая. У меня горло сдавило, черт побери. Он рыдал, и я едва не рыдала с ним вместе. Жан-Клод что-то такое делал с посетителями своего клуба, но так мастерски у него не получалось. Я ни разу еще не видела, чтобы кто-то так здорово проецировал эмоции.