Плясоха. Одесские хроники
Шрифт:
Оператор Сергей Колбинев ожидаемо приобрел малиновую «девятку».
А Мишка опять оказался «в пролете».
Снова, как и со ВГИКом, с Мишкиной машиной ловко расправилась юная железная Мишкина жена Светка Юдина. Она потребовала от супруга домашних трат такого масштаба, что в результате не осталось денег
Тогда одессит Мишка – с упорством Сашки Базина из Москвы – сосредоточился на воспитании дочки Маши и продолжил отучать ее от пошлых одессизмов, которые навязывала ей железная мама Света. Точно так же Сашка Базин, мой одноклассник, запрещал своему сыну Даниле разговорные американизмы типа «вау!», которые использовала в своей речи Базинская жена Карина. Базин с легкостью чистил речь своего сына, тогда как дела у Мишки Вершинина шли со скрипом.
Одессизмов в Одессе оказалось гораздо больше, чем американизмов в Москве. Они были разлиты по всем закоулкам и отравляли атмосферу города не хуже морового поветрия. Благоразумней было бы просто сбежать отсюда. Но Мишка об этом даже не мечтал – набегался, имея в виду свои рывки в Москву и ежегодные поступления во ВГИК.
Благодаря талантливым мастерам типа Исаака Бабеля, Михаила Жванецкого или Романа Карцева, перлы и алмазы одесского юмора в свое время были извлечены из городской словесной канализации, очищены и огранены и явлены остальному миру как одесские жемчужины и бриллианты. Эти бабели-жванецкие-карцевы были неподражаемыми гранильщиками и ювелирами! И они сотворили миф – про Одессита с большой буквы. Мишка гранильщиком слова так и не стал.
Он оказался прирожденным ассенизатором!
Полагая, что раз уж малороссийской пошлостью дышал здесь каждый уголок и отравлялся каждый житель, он решил, что борьбу с этой заразой надо начинать с личной
Летом 91-го года съемки всех трех «выкидышей» были завершены, наступил монтажно-тонировочный период, и мы с Мишкой отправились гулять по его родному городу.
В этот день мы с утра пошли по кафешкам, винаркам и наливайкам – прямо от Мишкиного дома на Щорса, где в соседнем продуктовом магазине заказали и выпили «две двойные половинки» кофе и по пятьдесят коньяку и двинули дальше. Мы не пропускали ни одного подвальчика или магазинчика до самой Соборки, на которой в детстве Мишка играл в шахматы «на интерес». Однажды его там чуть не побили, после того как в очередной раз он, ребенок, «обнес по-крупному» взрослого именитого игрока, а уж когда проведали, что он кандидат в мастера по шахматам, путь на Соборку был ему заказан окончательно.
В тот раз на Соборке было тихо и безлюдно. Как-то скучно было на Соборке этим утром. Не было ни горластых футбольных фанатов, ни грохочущих костями доминошников на скамейках, ни тихих шахматистов, Мишкиных врагов. Ни даже этих новоявленных в Одессе «жовто-блакитных», выступающих за «самостийность» и «незалежность» – со своими флагами, транспарантами, значками и громкоговорителями. Мишка их не переваривал, они вызывали у него изжогу и чувство брезгливости. Он их просто терпеть не мог, как квинтэссенцию одесской пошлости. Говорить с ними было бесполезно, потому что слушать они умели только самих себя. И Мишка перестал с ними общаться, хотя поначалу подходил и пытался приводить свои аргументы в ответ на их доводы. Но разве можно о чем-то договориться с фанатиками?
Конец ознакомительного фрагмента.