Плывуны. Книга первая.Кто ты, Эрна?
Шрифт:
– Не совсем. Маме и отчиму приятно с тобой ходить. Ты такая маленькая.
– Да где ж, папа, я маленькая? Рост сто шестьдесят пять, вес бараний, всё - в тебя.
В таких невесёлых разговорах мы дошли до остановки. Мы решили проехаться на юг города, в дальний магаз. Маршрутка притормозила, остановилась. Я поднялась:
– Пап! Проходи!
Но папа замешкался. Я поняла, что он не сможет залезть в маршрутку.
– Можно я тебя под руку возьму, - предложила я.
– Постарайся, - сказал папа. Папа явно не рассчитал своей силы, он ужасно ослаб.
Я попыталась взять папу под руку и вздрогнула.
– Это кладбищенские, они следят за мной!
– прошептал папа еле слышно.
Я пропустила мимо ушей его слова. Могут быть и у призраков мании преследования.
Вылазка оказалась неудачной. Мы потопали обратно. Папа весил мало, я волокла эту огромную по объёму массу, как ребёнок тащит нелюбимого мишку... «Хорошо, что сейчас лето, и народу на остановке нет, - размышляла я.
– Затоптали бы папу и не заметили». Я покосилась на папу, он вдруг вырвался и шёл теперь как робот, и как будто задумавшись. В свете фонарей сейчас он выглядел очень достойно. Мне с ним даже не стыдно было бы идти. В свете фонарей папа имел такой внушительный вид, какой был у рыболовов на даче: папа смотрел в одну точку - на эти шарики на небе около ковша Большой медведицы. Он как будто бы глубоко задумался над смыслом бытия. Хотя какое уж тут бытиё по отношению к папе... Папа проговорил, а точнее провздыхал:
– Знаешь, Лора, у нас там все задумываются над смыслом бытия. Ведь мы же то большинство, которые не совсем злодеи и не совсем добродетельные, нас жалеют, мы очень нужны здесь, а мы - там. Я - исключение, я - первопроходец, ходок, ох... Всё из-за мамы. Из-за тебя тоже. Если бы не мама я бы был в аду. Спасибо ей. Она думает обо мне постоянно. Я так раскаиваюсь, так переживаю за вас, так скучаю. Вот и выпал мне шанс всё изменить.
И тут позвонила мама.
– Ну что? С папой гуляешь?
– голос дрожит, и в то же время ироничен, как будто насмехается. Это мама любит. Мама мастер подкалывать, она может шутить очень зло. Просто этот год её измотал, ещё эта щитовидка. И проданные за бесценок прабабушкины бриллианты...
– А как ты узнала?
Конечно же отчим (язык больше не поворачивается называть его Стасом!) всё доложил маме. Не дал ей спокойно отпуск догулять. За это я всегда и не любила отчима. Он был молчаливый, необязательный, мог пообещать и не сделать, а чуть что бежал жаловаться: другу дяде Серёже, тёте Наде-толстой - это если на маму, а на всё остальное отчим жаловался маме: на проблемы и интриги на работе, на президента и на пробки.
Я понимала: отчим вернулся раньше, что-то не срослось там, в Воркуте, плюс такое происшествие дома... Если мама пыталась рассказать что-то отчиму, что-то возмутившее её, поделиться, отчим искренне удивлялся: «Зачем это ты мне рассказываешь?» Хорошо ещё не говорит, как у нас в классе «это твои проблемы», - я всегда в таких случаях вспоминала нашу поганую школу. Вот и сейчас не дал маме спокойно на даче отдохнуть, испугался отчим тряпичной по сути куклы. Правда он не знал, что она тряпичная.
– Как узнала, как узнала, - папа настучал, - мама хохотала.
– И ты приедешь?
– Да не подумаю. Надеюсь, он тебя не задушит ночью?
– Да нет, мам, что ты. Дать ему трубку?
– Мне не о чем с ним разговаривать. Небось, за шоколадками в магазин поехали?
– Откуда ты знаешь?
– Да знаю уж. В общем, буду, как и договорились, шестнадцатого. И передай ему, чтобы убирался к чёртовой бабушке.
Мой телефон сдох.
– Мама не приедет до конца отпуска. Она тебе не рада.
Мне показалось, папа стал поживее, если так можно выразиться о выходце с того света. Мама волновалась, болтала неестественно бодро, папа тут же «ожил». Да! Абсолютно точно он подпитывается энергией, возбуждением, нервами.
– Ты умная девчонка, Лора!
– Пап! Ты заколебал уже мысли читать. Я тоже так хочу.
– Не надо, - не смотря на «улучшение самочувствия», папа шаркал как дед.
Мне порядком надоело плестись, но я же несмелая, мне неудобно возмутиться, я не могу бросить папу. Да и шоколада мне больше не хотелось.
– Спроси, пожалуйста, у прохожих: который час.
– Зачем? Около одиннадцати.
– Мне приятно, - папа вздыхал еле слышно, но говорил... говорил... говорил. Болтливый у меня папа, оказывается.
– Мне хорошо, что тут время.
– А там что: нет времени?
– Там безвременье. Я тебя как-нибудь свожу в плывуны,- папа замолчал, стал шаркать ещё сильнее. Но пока я его не тащила. Передвигался сам.
– Можно сказать, что время протекает там сквозь. Спроси который час, а?
– Почему я? Сам спроси!
– мне не хотелось ничего ни у кого спрашивать. Я всегда удивлялась людям, которым ничего стоит спросить, попросить, напрячь, загрузить тебя по полной. Мне казалось, это неудобным. Ведь всё, абсолютно всё, можно научиться делать самому.
– Я не могу спросить, - папа выдохнул. Опять он говорил как будто нутром, рот у него больше не открывался. «Экономит силы», - поняла я и решила папу позлить:
– А почему ты не можешь спросить?
– одна девчонка в школе всегда привязывалась с такими вопросами, выпытывала и выпытывала, устраивала допрос: «А почему?», «А зачем?» и дальше - повторяла твой ответ... Вот я и решила повредничать.
– Призраки не могут первыми заговаривать. И потом, я могу общаться только с родственниками.
– А как же отчим?
– Отчим - не родственник, но и не чужой вам. Поэтому я могу с ним говорить, если я захочу.
– Значит, с нами ты можешь заговорить, если даже не хочешь?
– Вам я обязан отвечать.
– Нормально. Который час?
– спросила я у какой-то тёмной фигуры.
– Без пяти одиннадцать, - сказал человек.
Папа чуть-чуть «ожил». Он подпитывался любым общением, питался вниманием окружающих, взглядами, словами, обращёнными к нему - мне это стало совершенно ясно.
Мы подходили к дому, шли мимо нашего супермаркета. Казалось со вчерашнего вечера, когда я встретила тётю Надю и она меня подвезла, прошла вечность. Это было смешно, но я поверила в папу окончательно и бесповоротно. Мне было страшно - отчим нервничал, злился. Но он ничего не может сделать. Ничего. Необычность и вообще невероятность ситуации не пугали меня. Мне так надоела моя серая жизнь, что я была готова на всё. Я заново родилась с этой ночи. Главное: ничего не бояться. Я вспомнила ту высокую женщину с перстнем на концерте «Тип-топа»...