Плывуны. Книга первая.Кто ты, Эрна?

Гуревич Рахиль

Мы прогуливались с папой очень и очень не торопясь. Луна улыбалась, звёзды подмигивали нам. Комары заедали. Но мне было плевать на комаров. Пусть себе роЯтся, козлы рогатые. Я вспомнила, как в детстве смотрела на луну, тогда, в шесть лет, я была уверена, что у Луны есть лицо, и она смотрит только на меня, исключительно на меня, единственно на меня! А как ещё иначе объяснить то, что я в своём кружке лучше всех мастерю кукол именно с такими круглыми лицами? Мне поэтому так и понравилась та перчаточная бабуля. Эта бабуля была в морщинах и горбоносая, а не так как мои фирменные куклы - рожи луны полнолунные.

Я

иду с папой под этим глубоким небом. Если я решу сделать куклу звездочёта, я буду искать тряпку для его плаща такого глубокого бархатного цвета! Мне хотелось рассказать папе сразу всё. Раз он подпитывается разговорами. Да и я смогу наконец поделиться с кем-нибудь, кроме своих кукол хотя бы вот этой историей:

– Знаешь папа, мы как раз с мамой и Надькой-толстой, моей крёстной, возвращались с кладбища. Мы ходили на могилу к тёть-Надиной маме. Мама наотрез отказалась идти к тебе. А дальше мы вышли с кладбища и там стояла огромная палатка, целый маленький магазин.

– Угу, угу, - ворковал папа, тем самым вдохновляя меня на дальнейший рассказ.
– И тётя Надя стала закупать там сладкое. Там очень вкусное всё и разнообразное. Пирожные, пирожки, тортики, печенья. И блины, и кутья есть в кулинарии. Всё, что нужно для поминок. Тётя Надя стала рассказывать, как в прошлом веке, в палатках чего только не продавалось. Они с мамой всё вспоминали и вспоминали на обратном пути. О том, как раньше всё было хорошо, и как сейчас всё плохо. А мороженое так вообще химическое. И получалось из их разговора, что палатка разрослась в целый магазин, и это стал голый бизнес. А раньше в палатке жила душа. Все вкусности продавались от души... Короче, - подытожили, - палатка есть, но её нету.

– Нету, это очень верно, - вздохнул папа.
– Жаль. Всё изменилось. Тётя Надя. Ты её слушайся.

– Она, пап, из ума выжила.

– Почему?

– Отчим так говорит, и мама. Мама говорит, тётя Надя живёт в своём выдуманном мире, где у неё куча поклонников, а она всё выбирает, выбирает и выбрать не может.

– Тётя Надя - настоящий человек. Личность.

– Почему?
– спросила теперь я.

Мы уже подошли к нашему дому, осталось войти во двор.

– Тётя Надя, когда мама тебя носила, ещё не родила, всячески маму поддерживала. В отличие от меня, э-эх, - вздохнул папа.

– И маме был сон о ней и Наде.

– Какой сон?

– Маме приснился сон. Дом деревянный и разная нечисть, и голос ей сказал: всех поработили, а вы с Надькой - самые сволочи. Мама помнит этот сон.

– Э-эх...

– Сны - это всё ты?

– Это кладбищенские. А мы плывуны. Но я вижу сны вместе с мамой, если прилетаю.

– Значит, ты летал к нам?

– Сложно ответить. Не совсем.
– папа тяжело вздохнул.
– Когда ты родилась, я рыбачил, сидел у лунки. И мне явился наш король. Он меня предупредил, что я могу умереть. Он мне честно сказал, что тоска твоей мамы зашкаливает, уже дошло до их мира. Но я решил тогда, что это галлюцинация. Хорошо, что тётя Надя твою маму поддерживала.

– А что за король?

– Он создал плывуны. Он является всегда на воде. Он погиб в воде и создал плывуны.

– Он утонул?

– Нет.

– Он застудился как ты?

– Нет. Его убили. Но тоска скорбящих по нему создала ему пространство, он поселился там. Сейчас плывуны такой силы, что пробивают пространство в ваш мир.

– А разве папа это не твой мир?

– Пока нет. Был мой. Но всё ещё может измениться.

Мы подошли к подъезду. Я подняла голову. Шары около ковша Медведицы были яркие-яркие. Ярче луны. Мне показалось, что за нами следят, такое неприятное жуткое чувство... Я поскорее затащила папу в подъезд. Он бился о ступени лестницы как какой-нибудь непутёвый грузовик на верёвочке в руках у такого же непутёвого малыша. Папа снова обессилел.

Мы дошли до квартиры.

– Жаль. Я так хочу купить тебе что-нибудь в этой палатке. Я хочу купить тебе всё, что ты захочешь.

Я тащила папу, а он ещё ворковал на последнем издыхании.

– ЧистИльщик приказал двигаться, как можно больше, чтобы привыкнуть к оболочке.

– Кто?

– Потом объясню. Надо больше двигаться. Я пока не могу больше двигаться.

– А в другую оболочку ты легко можешь переселиться?
– спрашивала я уже перед дверью.

– Могу. Но это рискованное дело. Надеюсь, что могу.

– И в собаку можешь?

– Наверное, да. Если собака только что умерла.

– О!
– я нащупала в рюкзачке ключ, я постоянно его теряю в этом рюкзачке. Надо будет сшить себе удобный рюкзак. С какими захочу карманами.

Глава седьмая. Семейные ссоры

Глава седьмая

Семейные ссоры

День прошёл замечательно. Отчим отправился на работу. Он был мил и добродушен с утра. Я всё приняла за чистую монету, мне даже снова захотелось звать его Стасом. Папа находился в моей комнате недвижим. Стас почему-то вбил себе в голову, что это моя игрушка, а я вчера просто перенесла её к нему за ноутбук, но он не в обиде. Странно себя вёл Стас, хорошо, что быстро ушёл на свою работу.

Я тоже пошла по магазинам. Прикупила себе пару футболок, джинсы, шорты, кеды, дорогущую куртку как у Поповой и кроссовки как у Дорониной. Вернулись поздно, отчим ещё позже. Папа сидел в той же позе. Очки его не бликовали. Я боялась до него дотрагиваться. Я завалилась спать ни о чём не думая. Проснувшись, я увидела, что папа сидит за столом со швейной машинкой. Машинка у меня со столом, ножная. Мне показалось, что папа пытается нажать на педаль - я слышала звуки шуршащего машинного ремня.

– Хай! В кино пойдём сегодня?

– Пойдём. Но Лора! Тебе надо собираться в лагерь.

Это испортило мне настроение. И действительно: надо собираться. Мама и не собирается приезжать, и помогать собирать и складывать вещи в чемодан. Мама ненавидит сборы.

Я прошла мимо комнаты отчима - его не было. Значит, работает. Это адовало. А то вечно ворчит: подбери обёртку, выброси пустую бутылку. Или шуточки плоские шутит: опять ты свою «колу» пьёшь? Почему не «спрайт»? Ещё Стас ворчит на маму за глаза. Мама, видишь ли, плохо убирается. Стас вообще любил бурчать недовольства тихо, себе под нос. Чтобы все поняли, но никто не разобрал, что он сказал. Мама всегда бесилась на него за это. Однажды мама плюнула и перестала убираться. То есть стала убираться совсем редко, по настроению. И отчим впервые узнал, как тяжело оказывается, мыть посуду. Добубнился, что называется. Посуду пришлось мыть в нашей семье мне.