Плывуны. Книга первая.Кто ты, Эрна?
Шрифт:
Мы полетели. У меня началась паника. Ну конечно же. Это непростая маршрутка, это их маршрутка. Добро пожаловать в ад! Какая-то дикая скорость как на межгалактическом звездолёте. Вроде бы мы ехали, а вроде и летели. Мимо проносились дома. Свет из окон превращал дома в сплошные светящиеся стены, они чередовались с тёмными пространствами с частотой полосок зебры. Я посмотрела на Артёма. Он внимательно следил за водителем. Мы ехали в салоне, а не в кабине. Но Артём сел на то сидение, где развернувшись, легко можно наблюдать за водителем. Ещё на остановке я сунула руки в карманы и сжала их в кулаке - это когда подошли эти наглые. Сейчас я заметила это и расслабила руки. Карманы на куртке были очень глубокие. Когда-то давным-давно порвалась в них подкладка, и я смастерила новую, пошире, поглубже. Палец
– Вылазь!
– - Вылези!
– приказал мне и Артём.
Я испугалась, но посмотрела на Тёму - он уверенно закрыл и открыл глаза, как бы говорил: уходи, всё будет норм. Я не стала спорить, и вылезла.
И оказалась на той же остановке! Как это было возможно? Движение по этой улице одностороннее, а по другой, которая через парк, в другую сторону. Значит, мы сделали круг?
Бабуля валялась в луже. Я подняла её. Около остановки я только сейчас заметила того мелкого, он ревел. Да бож-ты мой! Что ж все пацаны такие рёвы! Я не стала ничего ему говорить. Я сама чуть не ревела. Почему вдруг я послушно вылезла, надо было сказать: нет, не выйду из вашей адовой маршрутки, не выйду и всё! Я побрела домой. Я прижала игрушечную бабулю к груди. Идти далеко, идти страшно. Сначала - вверх, до громадины, дальше - вниз, вниз, до нашего дома. Хорошо, что мама дала мне фонарик-шокер - на всякий случай. Но всё-таки люди попадались. С пакетами почти никого не было, но попадались люди с ёлками. Перед новогодней ночью продавцы бросают нераспроданные ёлки и некоторые малоимущие граждане специально ходят на рынок за выброшенными ёлками. Отчим тоже так всегда делал. Я проходила мимо громады, и тут встретила «адову» свиту с ёлкой. Дэна и его отца, точнее - моего отчима. И конечно же на плече он тащил ёлку -- отчим не изменил своим привычкам после «переселения». Главного, которого лично у меня язык не поворачивался назвать так, как называл его Артём, не было.
У громады хлопало шампанское, оттуда слышались голоса. Я резко свернула влево, перебежала дорогу. Троица ринулась за мной. Я бежала к этому тёмному страшному дому изо всех своих сил. Там были голоса, там были люди, там выстреливали букеты огней, там смеялись.
– Эуч! Бабка твоя там осталась!
– послышалось от одной из компаний. Это были те. Те- не те, другие, да какая разница.
Игрушки больше не было у меня в руках. Я отвлеклась - она пропала. Тёма остался в маршрутке. Почему я его бросила? А почему я вообще залезла в эту маршрутку.
– Он здесь!
– скрипучий надтреснутый голос.
Я обернулась на голос. Среди компаний была и моя бабуля! Ну конечно же! Это она, стражница. Впервые она заговорила. Она улыбалась как обычно. Я ринулась к дому-громадине, я забежала на его «двор». Меня настигла троица.
– Ну что, Лорочка?
– слащаво спросил Дэн, - будем праздновать? Я смотрела себе под ноги, теребила в руках игрушечную, наполовину вывернутую лапку игрушки.
– Бабушка! Где ты?
– крикнула я.
– Ау!
– отозвалась бабуля звонко, но по-прежнему скрипуче. Голос шёл сверху, из дома. Мы все подняли головы. Даже ёлка махала своей верхушкой, пытаясь запрокинуть её, как люди голову. Ёлку отчим поставил на землю, придерживал конечно, не сама же она стояла.
Я как впервые видела этот громадный дом. Я стояла у него в ногах, в ступнях. Два дома были соединены перемычкой, переходом.
– Люди! Я тут! Идите сюда!
– это кричал Артём. И мы все побежали туда. Ёлка - нет, не побежала, отчим её бросил, точнее: он бы никогда не бросил, всё-таки и отец Дэна влиял сейчас на характер отчима. Ёлка осталась валяться на бетонных плитах.
Послышался гогот подростков.
– Малолетки!
– крикнул кудрявый.
За нами тоже кто-то бежал. Они как бы в шутку подгоняли нас до подъезда. Компашка противных ребят с остановки притормозила около подъезда. Они смеялись надо мной, будто я была без обуви, босиком или в рваной одежде. Адова свита забежала в подъезд просто сняла дверь. Дверь теперь валялась на бетонной плите. Я обернулась. Вдалеке около ёлки стояла бабушка, стояла и кивала, одобряла, что я захожу в подъезд. А кто же тогда кричал сверху, из этого дома? Подростки гоготали, что-то говорили. Я не могла разобрать, что. Я шагнула в подъезд. Там горели тусклые аварийные лампы. Подъезд был красивый, чистый, выложенный светлой мраморной плиткой. Кудрявый, Дэн и отчим побежали по лестнице вверх. Лифты не работали. И я припустила за ними. Ведь, они бежали, чтобы уничтожить Артёма. Там наверху Артём. Мне казалось, что они хотят его убить.
Я шла по ступеням, потом уже не могла идти. Я устала, запыхалась, я потеряла их из виду. Куда я иду? Я слышала голос Тёмы сверху. Откуда-то сверху.
Свет! На одном лестничном пролёте я увидела свет. Не тусклое освещение, а яркий свет. Я пошла на него. Мимо дверей квартир. Одна дверь была открыта. Я зашла в квартиру. Комната была какой-то непривычно большой. Посреди комнаты стоял мой папа, рядом Тёма. Тут же ходил чёрный человек. Сапоги его мерцали, звенели шпоры о паркет, новый лакированный блестящий. Человек был по-прежнему красив, но лицо совсем серое, я знала, что он - опасность. Тут же с ним была и эта троица: кудрявый (на сей раз без помпона, потому что шапки не было тоже), Дэн и отчим в теле отца Дэна. Отчима трясло.
– Дайте ему яд. Только не бейте. Это моё тело! Мне в нём жить!
Ясно: папу сейчас убьют, у меня на глазах прикончат. Отчим предвкушал, наверное, обратное переселение. Он мечтал вернуться в своё тело. Наверное.
Я посмотрела на папу. Он был белым. Реально, кожа была белая. На Артёма я не посмела поднять глаза. Зачем мы с ним сели в маршрутку? Зачем пошли гулять? Зачем столько глупостей в один из лучших новогодних вечеров? Артём! За что Артёма?
Меня тоже схватил кто-то, я даже не поняла кто, втащил в центр комнаты. Мы с папой и Артёмом стояли теперь в шеренгу, как на физре по команде «становись». Чёрный человек оказался высок. Я плакала, я кричала, я звала, но изо рта не вылетало ни слова.
– Вот ты где, лохастая!
– В комнату вбежала та компания. Никто не ожидал их. До меня долетел запах винных возлияний. Они были пьяные. Они выследили меня.
– Убрать!
– сказал человек в сапогах. Он снял шляпу, взмахнул ей и компания замерла, окаменела.
От испуга, на нервной почве, я опять стала теребить в руках лапу игрушки, и вдруг стала её выворачивать. Пальцы болели. Но я вывернула её. В руках у чёрного мелькнула молния. Может, это были салюты за окном. Окно было за нашими спинами. Раздался какой-то хлопок. Потом звон. Меня больно кольнуло в ногу. Опять вспышка. Зашатался пол. Всё куда-то поехало, потолок, стены, всё рушилось. Встретили, называется, Новый год. Последнее, что я помню, это шпора у меня перед лицом. Золотая, яркая, а может не золотая... Я в золоте и подделках под него не разбираюсь.
Глава седьмая. Спасены!
Глава седьмая
Спасены!
Нас забрали Плывуны. А дом рухнул. Это сказала нам Эрна. Она была в пятнистом костюме, в таком же, в каком ходил папа, пока не переселился в отчима. Эрна была серьёзна и немногословна. На ней были высокие сапоги. Но без шпор и не переливались драгоценностями.
– Всё нормально.
Вокруг меня суетились тени, они доставали из моей ноги осколок стекла. Больно почти не было. Недалеко на полу лежал Артём. Папа сидел, он молчал.
– Ну, Лора! Ну молодец!
– смеялась Эрна.
– Тебе стражница помогла, напоминала, как могла.
– О чём, Эрна, о чём? Я ничего, ничего не понимаю.
– Хорошо, что с тобой была эта собачкина лапка. Молодец! Любой предмет из Плывунов выводит их из колеи. Они не знали об этой детали, не могли предвидеть даже.
– Но ты же помнила о ней, Эрна! Не говори, что я случайно вынесла эту деталь.
Эрна чуть улыбнулась:
– Думай так, если тебе так нравится.
– Отчим погиб?
– это меня волновало больше всего.