Плывуны. Книга первая.Кто ты, Эрна?
Шрифт:
Эрна всё держала в руке термос. Она поймала мой взгляд и поставила термос на столик. Только сейчас я увидела, что мы находимся в огромной комнате. Она напоминала чем-то дачу, за окном щебетали птицы. Какой-то райский сад. Я перепугалась ещё больше. Может, Плывуны - это рай и мы уже в раю?
Эрна рассмеялась. Она сказала:
– Лора! Ничего дальше плохого не случится. Мы защитим нашего папу.
– Моего папу.
– Именно. Нашего плывуна. Всё из-за льда. Это всё из-за льда... Связь с вашим миром теряется...
Глава
Глава пятая
Мы с Тёмой дружим
Плывуны нас с папой разделили. Точнее я подумала о своих куклах, и тут же очутилась в мастерской. Но за окном по-прежнему сад.
– Папа!
– позвала я.
– Ты где?
– Тут!
– раздался далёкий папин стон.
– Отдыхай, папочка, и я отдохну.
Вошла Эрна. После битвы на катке она не нервничала. Она была полностью в чёрном, что её стройную фигуру делало ещё длиннее. Эрна была босиком. Эрна улыбчивая как обычно. После битвы на катке она не нервничала. Об этом я и подумала.
– Ты считаешь, я не расстроилась?
Я молчала. Чего говорить, когда Эрна мысли читает.
– Но мы готовы к этому. Всё может случиться. Всё - пойми, Глория! Ты понимаешь?
– Понимаю. Но он же мог всех убить. Этот чёрный красавец, он же мог всех убить!
– Да. Но не убил же.
– Он попугать, да?
– Вот этого я сказать не могу. Он не любит вмешиваться, он любит нашёптывать. А разбираться представляет между собой людям. Он начинает, а потом клубок закручивается, нарастает как снежный ком. Он любит отправные точки. А тут, смотри, как разошёлся. Как он нашего ходока уделал!
– Но он же мой папа!
– Да, извини, твоего папу. И этот, твоя любовь...
Мне стало стыдно, но я спросила:
– Он тут?
– Да. Он тут. Не выпускать же его всего в крови. Ему нельзя дома в таком виде показываться. Вот он ходил по лезвию ножа. Если бы вовремя не подоспел Босхан Канурович, плохо бы пришлось как раз Артёму, а не твоему папе.
– Да уж вовремя... Где же вовремя?
– Но шланг идёт от подвала жилого дома. Надо было дотянуть, и к тому же кипяток, надо было к другому крану подключаться, а он по старой привычке... Он же заливал каток холодной водой, так что заминка, да, была.
– Непредвиденная?
– мне почему-то казалось, что если бы Эрна хотела, Босхан намного раньше начал топить лёд.
Эрна покачала головой: это движение можно было расценить и так и этак.
– Ну что? Хочешь увидеть своего Артёма?
– Но он не мой?
– с надеждой уточнила я.
– Почему?
– У него девочка красивая.
– Ну и что? Ты считаешь себя некрасивой?
– Да, - выдавила я из себя.
– Не буду тебя разубеждать, - Эрна улыбнулась грустно, очень грустно.
– Хочешь с ним поболтать?
Я почувствовала, что опять краснею. Уф!
Эрна пропала.
В комнату постучали.
– Можно?
Это был он!
С заклеенной бровью, с фингалом и красной скулой. Под правым ухом тоже было заклеено. Я узнала пластырь: тот дышащий, из-за дороговизны которого когда-то так переживал отчим.
Футболка на нём белая чистая, и толстовка явно была одета после драки.
– Да. Это мне тут презентовали. Стираются вещи.
– Да ладно, - я сидела красная как рак.
– Тут ничего не стирается. Просто, чтобы тебя, не пугать, вещи забрали. Они у них сразу чистыми станут.
– У кого, у них?
– Ты чё, дебил?
– я так разнервничалась, что стала нести откровенность за откровенностью.
– Не знаешь, где ты?
– Знаю, знаю, - он махнул рукой, обернулся - тут же появился стул, белый резной пластиковый. У всех такие сейчас на даче. Меня это удивило. Я уже хорошо знала Плывуны, ориентировалась в них. Плывуны меня любили, шли мне навстречу. Я чувствовала это отношение к себе во всех тенях, ползающих, порхающих, скользящих. Они все меня знали, они всячески показывали мне своё расположение, старались. Ни разу за три земных месяца (декабрь был четвёртый по счёту месяц, как я очутилась в Плывунах) мне никто не подсунул такой примитивный одноразовый пластиковый стул.
Артём обрадовался, сел в него, и я увидела, что он плачет.
– Что ты! Я не хотела тебя обидеть. Ты в Плывунах, если ты этого ещё не понял, ты в Плывунах.
Артём плакал, сморкался в подол своей футболки, вытирал рукавом слёзы, но он плакал и плакал. Мне стало не по себе. В этот момент он меня раздражал. Я его почти разлюбила.
– Просто ты же бывал здесь. Я тебя видела, поэтому так и сказала. Извини. Не люблю глупых вопросов.
– Значит я в Плывунах, - всхлипывал Артём.
– А почему я в Плывунах?
– Тебе надо оклематься. В Плывунах быстро заживают болячки и раны. Я однажды гриппом заболела, зашла в Плывуны, вышла, и, чувствую, -- выздоровела. Тут же тебе не больно. Раны же не болят? Ну и что ты нюни распустил?
– до сих пор не понимаю, почему я так смело с ним говорила. А впрочем... Плывуны всегда создавали для меня оптимальный вариант во всём: в поведении, в работе, в мыслях. Это они подсказывали, как себя вести.
Он встрепенулся, стал трогать скулу, чесать бровь, осторожно дотронулся ребром ладони у шеи, под ухом.
– Точняк! Не больно!
– он почти обрадовался.
– Я и говорю. Ну?
Он улыбнулся.
– Что ты: то плачешь, то смеёшься?
– нет! Это определённо была не я. Такое общение мне самой никогда не удавалось.
– Просто ты как мой отец. Он тоже «нукает».
Я улыбнулась в ответ:
– Ну, успокоился? Ну и молоток.
– и посмотрела на стол. На столе, лежали головы моих новых кукол, и ещё разные инструменты. И маленький молоточек конечно же, он для нетканых материалов нужен, для кожи и тому подобное.