Плывуны. Книга первая.Кто ты, Эрна?
Шрифт:
Поэтому я и удивилась, когда Эрна так мало рассказала о том мальчике с танцев, а на мои вопросы: «Его что? Выгнали?», она не ответила, что ей вообще не свойственно. Ещё я частенько спрашивала о будущем Эрну. Она не могла знать точно, но всегда правильно предугадывала, когда меня в школе спросят, а когда нет.
В тот день, когда она сказала о катке, Эрна была в холщовом платье, оно очень ей шло, это было совсем грубое домотканое платье (В Плывунах тени занимались ткачеством, вся одежда моих игрушек, была из тканей плывунов). Платье было подпоясано фартуком, поверх платья Эрна надела расшитую нерукотоворными узорами жилетку. Узоры реально нерукотворные: мастера -- это всё тени. В плывунах, по-моему, было
– И вот ещё...- сказала Эрна, когда я рассматривала куклу 19 века с фарфоровой головкой и в удивительном платье.
– Лора! Слушай внимательно. Может так случиться, что именно на катке на нашего папу (она всегда так называла моего папу «нашим»: ну да, он же был их, плывуном) будут нападать. Поэтому ты должна быть к этому готова. Мы надеемся, что сможем отвести удар. Но ты должна быть готова ко всему.
– Хорошо.
– А мальчик твой там будет, - улыбнулась Эрна и щёлкнула каблуками очень старомодных (под стать костюму) туфелек.
– Но он не мой. У него девочки с танцев.
Эрна как не слышала:
– Артём его зовут. Если что кричи ему: «Артём, помоги! Эрна просила нам помочь!» Это на случай, если кладбищенские нас перехитрят. Им это конечно не свойственно, но они взбешены в крайней степени...
Но я уже невнимательно слушала Эрну, и очень зря. Артём! Его зовут Артём! Он бывает в Плывунах, обязательно надо с ним познакомиться. И не какая куколка ни с каким кукольным личиком не сможет помешать нам поболтать пообщаться здесь, в этом волшебном страшном и сказочном мире, на большее я не рассчитывала.
Глава третья. Серьги
Глава третья
Серьги
Кроме того, что я ненавидела рыболовов (да и теперь не питаю к ним любви), я ненавижу зиму. Это у меня с детства. У меня не было тёплой куртки-пуховика, как у других, мама в холод надевала на меня кофты, одна на одну. Кофты меня бесили. Они были не такие как у девочек в садике. У девочек были лёгкие, мягкие, флисовые - я теперь это знаю, тогда про слово «флис» и не слыхивала. Яркие кофты, с узором или в полоску, у меня же кофты были тяжёлые, жёсткие и колючие - бабушка вязала их крючком. Теперь я эти кофты обожаю, а флиски не люблю - они скатываются. Шерсть же никогда не скатывается. Вот эти кофты надевала на меня мама, в том же вязаном стиле шапку. А у девочек были совсем другие шапки, они были из трикотажа как шлемы, или балониевые ушанки искусственным мехом внутрь. И потом обувь. У девочек были лёгкие непромокаемые сапоги, а у меня какие-то потрескавшиеся сапожки, ещё мамины. Весна тоже стала для меня мукой. Весной, когда все оголялись, когда бушевали почки и трава, я наоборот одевалась чересчур жарко. Я не могла сразу начать ходить в футболке, я стеснялась...
Теперь же в холодную зиму кофты на меня никто не надевал. И я дико мёрзла. Если наступали холода, дутые куртки и пальто начинали ходить по улицам. Я всегда удивлялась. Люди покупали себе одежду на неделю, две, максимум на месяц, тратили деньги. Ходили яркие, праздничные, похожие на цветных, синих и черных снеговиков и снегурок. У нас же юг. Но климат резко-континентальный. Ночью холодно, а днём тепло, по количеству солнечных дней в году мы на втором месте по стране. Каждую зиму я молила Бога, чтобы было потеплее. Пусть снег, - пусть!- но плюс два-плюс четыре - не меньше, ни в коем случае не меньше! Ночью, если мороз, то днём - гололёд. Сколько у нас в многоэтажке переломанных старушек. Все так и валятся в гололёд и ходят потом с подвешенными руками и с двумя палками вместо одной, а то и на костылях прыгают. На костылях обычно дяденьки, и не только в гололёд. Мужики и летом летают, без всякого гололёда. У них же рыбалка: наливай и пей.
К гололёду в нашем городе готовятся. Кто на подошвы пластырь клеит, кто специальные присоски резиновые, что-то вроде стелек, но наружных. Тётя Надя-толстая тоже часто шлёпается в гололёд, раз в три года (а именно с такой частотой случаются у нас непродолжительные морозцы) она покрывается синяками. В этом ноябре с ней случилась комедия. Все шли по льду - это была большая замёрзшая лужа. А под тётей Надей лёд провалился, и она ноги по щиколотку промочила. Ботинки у неё были из замши, такие хорошие ботинки, тёмно-синие. Подпортил сильно им внешний вид этот провал. Но главное не это, а главное то, что она провалилась, а люди стали смеяться. Хорошо какой-то человек в высоких сапогах, двинулся к ней, подал руку и рывком помог ей из лужи в два шага выйти. Она на следующий день прибежала к нам (я как раз из Плывунов вернулась, а папа с работы) и стала рассказывать о мужчине в высоких сапогах:
– Такой галантный, только со зрением что-то, в очках. Но я и на слепого согласна, - она задумалась: - нет, не согласна, но он не слепой.
Мамы дома не было. Тётю Надю слушали мы с папой.
– Я что пришла-то?
– тётя Надя сидела в шерстяных гольфах, вязаных, очень красивых, если бы не блёстки, пришитые к ним. Блёстки мерцали, как-то с вязаными гольфами это не вязалось...
– Нравится?
– поймала мой взгляд тётя Надя.
Я кивнула:
– Мне нравится, что вы в полуботинках и гольфах. Это сейчас модно.
– Так замшевые всё сохнут. Мой новый кавалер, мой жених...
– Жених?
– переспросил папа, он задумчиво размешивал ложкой сахар в кофе, всё размешивал и размешивал, мешал и мешал, брылял и брылял...
Тётя Надя с гордым видом стала чесать пятку о пятку:
– Да: жених. Он мне и гольфы эти подарил, и купил специальный состав. Надо пшикать на замшу и внутрь ботинок и тогда они, когда высохнут, не окаменеют.
– А-аа...
– Но я чего пришла-то, - тётя Надя достала коробочку, в каких обыкновенно продаются драгоценности. Коробочка была чёрная, чернее ночи: - Вот: он мне подарил серьги. А я смотрю: бриллианты необработанные. Это не ваши с мамой, случайно?
Я смотрела во все глаза: да! Это были они - прабабушкины серьги, которые мы в начале года продали в ломбард.
– Не наши, - жёстко сказал папа.
– Да ясно, Стас, что не твои. Ты гол как сокол. А ещё с работы ушёл.
– Я психологом работаю.
– Психолог, - скривилась тётя Надя и её три подбородка затряслись в бешеном танце.
– Сколько тебе платят, психолог? В магазине-то у тебя стабильный доход был, должность не самая последняя. Супервайзер! Общение опять же с людьми, не с психами. А теперь что ты заработаешь? А девочка в таком возрасте, много расходов.
Дело в том, что, во-первых, тётя Надя думала, что папа - это по-прежнему Стас. Насчёт того времени, когда папа был ещё плывуном, сгустком энергии в рыбацком костюме, у тёти Нади была своя фантастическая версия, что папа и не умирал, а жил всё это время с мамой, что у него были на это веские причины, он от кого-то скрывался, а похоронен был его близнец. Она считала, что летом он поссорился со своей мамой, моей бабушкой, и поэтому жил у нас, а сейчас вернулся обратно. На кладбище тётя Надя не ходила, и не собиралась, про даты на каменной плите она ничего не знала. Жила в своей правде, по выражению мамы. Тётя Надя была уверена в разных потусторонних силах, выдумка про близнеца папы и про то, что папа не умирал, казалась ей правдоподобной, она в неё верила. Болезненное воображение тёти Нади стало пограничным после постоянных просмотров сериалов и историй о пришельцах. Её любимым фильмом была история про каких-то пришельцев в чёрных одеждах.