Плывуны. Книга первая.Кто ты, Эрна?
Шрифт:
Также тётя Надя обожала магазины. Можно сказать, что она в них жила. Получалось, что папа променял магазин на какой-то кабинет, где он с детьми играет в игры, и проводит беседы с родителями (если была свободна, за детьми в игротеке следила я). Тётя Надя работала на военном полигоне, консультантом по компьютерной грамотности, у неё и папа был военный на большой пенсии. Мама тёти Нади тяжело болела. И тётя Надя просто отрывалась в магазинах, закупала всего и много, и ещё побольше. Я однажды видела её в супермаркете в отделе полуфабрикатов (она не любила готовить), так это был хищник, а не тётя Надя-толстая.
– Ну ладно. Раз не ваши, я себе оставлю Просто... я ж не видела эти серьги, а по мамы вашей описаниям вроде похожи.
– Нет, нет, - замотала головой я.
– У нас без коробочки были, в мешочке.
– Ну... коробочку можно новую для таких серёг-то... Всё, - выдохнула тётя Надя.
– Пойду я. Как гора с плеч. Всё-таки, подарок. Жалко отдавать.
Когда пришла мама, я сразу в коридоре сообщила ей о тёте Наде и серьгах.
– Это они?
– спросила мама папу.
Он кивнул.
– И что теперь?
– Не знаю. Ничего, - пожал плечами папа.
– По всей видимости, кладбищенские теперь будут всячески пытаться переманить тебя или Лору.
– Лор! Ты слышала?
– Угу.
– А когда это кончится?
– мама снова испуганно уставилась на папу.
– Не знаю. Никогда.
Мама, не снимая ботинок, не сняв с плеча сумку, села на кухне, руки её висели как плети:
– Ой!
– Мам! Ну хватит уже!
– я решила взять инициативу на себя.
– Всё равно сейчас лучше, чем было.
– Это да!
– вздохнула мама.
Папа молчал.
– Ну и что ты так переживаешь? Привыкай!
– Легко сказать.
– Я так жила много лет в школе, особенно в лагере.
– Как?
– мама посмотрела удивлённо.
– Да так. Не знаешь, кто в следующий момент плюнет в тебя, подножку поставит или толкнёт.
– Ну не утрируй, пожалуйста, Лора!
– Я ничего не упрощаю. Жила так и ничего, ты сама говорила: терпи, деваться некуда. Вот и мы с папой тебе сейчас так говорим.
– Ладно-мармеладно, - сказала мама и пошла в прихожую, стала переобуваться и делать все обычные изо дня в день движения по переодеванию в домашний свитер.
– Будь по-вашему. Но ты, Лора, будь поосторожней. Если ходишь в Плывуны, то только домой потом, по городу не шляться.
– Мам! Да когда я шлялась?
– Но пешком безопаснее, чем на маршрутках, - крикнул папа с кухни.
Мама вернулась в кухню, стала прибираться, потом включила воду, налила чайник, рассмеялась:
– Господи! Да никто не ездит на твоих маршрутках. Запугал всех.
Перед кладбищенскими у нас было много преимуществ. Нас с мамой они могли только «заговорить» - так сказал папа, то есть предложить деньги, что-то ещё материальное. Тогда они привяжутся. Если отказываться, то они долго не спорят, главный может от злости топнуть ногой, может угрожать. Но физически никак не уничтожают. Только угрозы. Им вообще невыгодны драки. Жертва потом тоскует, переживает - Плывуны подпитываются. А в свете новых экспериментов ещё могут взять в посланники. Зло кладбища не любит применять физическое воздействие. Зло должно поработить душу. Это с живыми. С папой по-другому. Он был в их загробии, он их (они так считают). Они хотят отнять у него тело. Рядом с Плывунами кладбищенские стараются не появляться. Но сейчас лёд. Лёд плохо проводит какие-то волны. Связь плывунов с нашим миром ослабляется. На пруду, папа сказал, проводник сидит постоянно. Он разбивает лёд - вроде лунки для рыбы. Проводников обычный народ не видит, стражников видит и обычный народ. Папа предупредил меня, что, когда я сделаю всех кукол для его кабинета, Эрна доверит мне делать стражников. А я ответила, что уже видела дзанни, знаю, какие куклы мне придётся делать потом.
Куклы в папином кабинете я не считаю своими. Они реально волшебные. Дети совсем другие, когда играют в них. И чтобы там мама не говорила о жестокости Плывунов, детям их куклы (исполненные моими руками) реально помогают справиться с проблемами. Я очень жалею, что такого кабинета не было в моём детстве...
С такими мыслями я шла из школы домой, мечтая напиться чаю, было очень холодно, снег скрипел под ногами! Мороз и солнце, как в стихе. Хорошо, что шапка и шарф у меня тёплые, прошлой зимой связала. А вот ноги... Ноги мёрзли под джинсами ужасно. Сапоги на меху скользкие жутко, хорошо, что снег. Но я не забывала, что под снегом гололёд.
– Девушка!
– голос за мной.
Я не оборачиваюсь, иду себе, только чуть быстрее.
– Девушка!
«Иди ты, - думаю про себя.
– Знаю, кто ты такой и что тебе надо».
Он оббежал меня, преградил дорогу:
– Девушка!
– Уйдите!
– обошла мужика и пошла дальше. Людей на тротуаре было немного, редко проезжали машины, все на работе...
– Ну что вы! Я хотел спросить, где музыкальная школа?
Я посмотрела на него в упор: помятое лицо, из под шапки с помпоном торчат кудри, приветливый, куртка, как у физрука с коробки. Куртка как-то расположила меня к этому человеку.
– Музыкальную школу вы прошли. Обратно идите.
– Куда?
– Туда. Вниз по улице. Откуда я шла. Мимо неё вы прошли. Тут легко найти.
– А, а, спасибо девушка. Сын у меня там занимается, пиликает. Спасибо!
– Пожалуйста!
– и я пошла дальше.
Хорошо, что я мёрзла! Я сунула руки в карманы и нащупала коробочку.
Я сразу поняла, что это, отбросила от себя, выкинула на дорогу, коробочка не легла на серую колею, она приземлилась на белый снег. Чёртов снег. Так бы коробка упала в грязь, в лужу и стала бы неразличима, а теперь она чернела на снегу... И как назло - ни души, ни одной машины.
– Девушка! Вы потеряли!
Я побежала. Изо всех вил. Вот когда я поблагодарила тренировки по гандболу. Но он настиг меня. Не в три шага, но быстро. Мужик тоже запыхался.
– Вот! Вы потеряли! Он совал мне коробочку. Я открыла её, выдернула серьги, он перехватил мою руку:
– Это же ваше, - и улыбается так слащаво. А зубы белые, помпон на шапке такой забавный.
– Спасибо бы сказали. Драгоценность. Мог себе забрать.
– Ах да!
– спасибо!
– я сделала вид, что обрадовалась.
– Я думала вас попросили поиздеваться надо мной. Надо мной в школе иногда издеваются. Открою коробочку, а там... Пердокоробка - знаете?