По большому льду. Северный полюс
Шрифт:
– Ну и ну! – воскликнул Боруп, когда смог оправиться от изумления настолько, чтобы вообще что-нибудь произнести.
У меня не было времени на долгие разговоры: я хотел поскорее вернуться на корабль. Обменявшись с друзьями парой фраз, я предоставил им возможность вернуться в объятия Морфея, а сам вместе с моим отрядом поспешил к «Рузвельту», куда мы прибыли, когда уже давно стемнело. Мы не ночевали на судне семь суток, прошли более двух сотен миль, исследовали залив Маркем и вчерне набросали его карту, нам выпал случай добыть великолепные экземпляры трех представителей животного мира полярных регионов и мы им воспользовались, вместе с тем увеличив запас мяса на зиму на несколько тысяч фунтов. Поэтому с чувством глубокого удовлетворения я позволил себе принять горячую ванну в своей каюте на «Рузвельте», лег на койку и уснул глубоким живительным сном.
Весь октябрь мы продолжали перевозить запасы на место зимовки и охотиться. Капитан дважды прошел весь путь от судна до мыса Колумбия и назад; при этом он постоянно сновал туда-обратно между промежуточными станциями маршрута, за время переездов убив четырех мускусных быков.
Макмиллан оправился от гриппа и 14-го октября был командирован с двумя эскимосами, двадцатью собаками и двумя нартами, чтобы произвести съемку залива Маркем и поохотиться на мускусных быков и оленей. Он привез пять оленей. В конце месяца переболел гриппом и доктор, пролежав в постели пару недель. Небольшие отряды постоянно отправлялось поохотиться на побережье, и за всю осень, пожалуй, не нашлось и дня, когда бы на судне присутствовали все участники экспедиции.
За время нашего пребывания на мысе Шеридан, с момента прибытия в начале сентября до отправления на северный полюс 1-го марта, все участники экспедиции плодотворно работали, планомерно готовясь к заключительному этапу – весеннему санному походу, причем большая часть производимых работ носила еще и обучающий характер. Другими словами, вся наша деятельность в этот период была направлена на то, чтобы подготовить новичков ко всем тяготам предстоящего нам весьма непростого перехода в условиях низких температур под секущим снегом и пронизывающим ветром. К весне они должны были уметь позаботиться о себе в полевых условиях, принять соответствующие меры, чтобы избежать обморожения, этой постоянно присутствующей опасности, по назначению пользоваться меховой одеждой, а также управлять собаками и руководить помощниками-эскимосами так, чтобы они работали с максимальной отдачей.
Д-р Гудселл в своем дневнике настолько точно описывает те специфические проблемы, с которыми неизменно сталкивается арктический исследователь во время санных полярных путешествий, что его записи стоит процитировать.
«Потратил массу времени, – пишет д-р Гудселл, – пытаясь высушить чулки и сапоги. Высушить чулки крайне трудно из-за холода и необходимости экономить топливо. Если обувь становится влажной, ее необходимо поскорее снять. В сухой обуви, если соблюдать обычные меры предосторожности, опасность отморозить ступни невелика, но если ваша обувь промокла, обморожение ног угрожает вам ежесекундно. Керосинки с трехдюймовой горелкой еле-еле хватает, чтобы высушить две пары рукавиц: наружную – из медвежьего меха, а внутреннюю – из оленьего».
Вот еще одна запись, касающаяся опасности иного рода.
«Токсингва и Високаси пострадали от спиртовых паров и недостатка кислорода, когда Макмиллан занимался приготовлением чая. Високаси упал навзничь, как будто его мгновенно свалил сон. Токсингва вертелся и извивался, словно хотел высвободить руку из рукава куртки, пока, в конце концов, тоже не упал. Макмиллан сообразил, в чем причина недуга эскимосов, и пробил ногой дыру в боковой стене иглу. Через 15–20 минут эскимосы были уже в полном порядке. Командир в прошлых экспедициях, очевидно, уже сталкивался с таким странным поведением эскимосов и знал, в чем дело, поэтому немедленно проветрил иглу».
Тех, кто бороздит ледовые просторы Северного Ледовитого океана, во время санных переходов подстерегает еще одна опасность: провалиться под тонкий лед и насквозь промокнуть. Последствия такого происшествия более чем серьезны, именно такой несчастный случай стоил жизни профессору Марвину. Даже если человеку, ставшему жертвой такой случайности, и удается выбраться из воды, ему не избежать обморожения, а, значит, и гибели, ибо промокший человек замерзает очень быстро, если температура воздуха опускается ниже 20° мороза.
«Только что переобулся в сухие сапоги, – пишет доктор. – Когда я переходил покрытую тонким льдом полынью, он проломился в центре, и моя левая нога по колено ушла в воду. К счастью, я успел перенести вес тела на правую ногу, которая уже стояла на твердом льду, и рванувшись вперед всем телом, упереться левым коленом о край полыньи и вытащить ногу из воды. Лед другой полыньи подвел меня, когда я уже почти пересек ее, но теперь правая нога ушла в воду по щиколотку, чудом я не вымок весь, от пяток до макушки. Провались я даже по пояс, последствия могли бы быть весьма плачевными, ибо мои нарты находились довольно далеко от лагеря, а температура воздуха составляла 47° ниже нуля. Когда поблизости нет иглу, а под рукой – сухой одежды, при такой температуре долго не протянешь».
Жизнь в Арктике изобилует опасностями, и путешественник на своем пути подвергается множеству испытаний, но все же есть в этой жизни какая-то непреодолимая притягательность. Временами она одаривает нас ощущением такой пронзительной прелести бытия, которое так и хочется запечатлеть, что например, и сделал наш доктор 25 февраля, сделал в лагере следующую запись о своих впечатлениях о пути к мысу Колумбия:
«По пути к мысу Гуд я время от времени непроизвольно останавливался, чтобы полюбоваться окружающим пейзажем. Позади остались мыс Хекла и полуостров Парри, впереди виднелись пики-близнецы мыса Колумбия, маня нас следующим пунктом отправления на пути к северному полюсу. За сравнительно гладким краем ледника, который мы миновали, продвигаясь дальше на север, перед нами открылись ощетинившиеся острыми краями торосистые льдины угрожающих размеров, которые в течение долгих недель будут испытывать нас на прочность, выясняя пределы наших возможностей. К югу на линии горизонта вырисовывались гористые гряды с четко очерченными острыми зубцами, располагавшиеся в основной своей массе параллельно берегу. Каждый день мы имели возможность наблюдать величественную картину рассвета, который длился несколько часов. Золотое сияние лучами расходится во все стороны из-за цепочек зубчатых гор. Отдельные пики отражают свет солнца, которое еще несколько дней будет освещать их прямыми лучами. Полосы света – золотистые, малиновые, желтые – пробиваются сквозь более темные слои облаков, плывущих параллельно береговой линии. Этот эффект, как на полотнах Тернера, наблюдается часами по несколько дней подряд, усиливаясь день ото дня. Пишу я с трудом, Инигито (эскимос) держит свечу. Мои руки так замерзли, что я еле вожу карандашом, к тому же полулежа на месте для сна в иглу».
Как мы и предполагали, наступил день, 12 октября, когда солнце распрощалось с нами, а быстро сгущающиеся сумерки усугубили сложность ведения полевых работ. Качество фотографий снижалось с каждым днем. Уже с середины сентября качество снимков перестало удовлетворять нашим требованиям. Вероятно, когда солнце стоит низко над горизонтом, его лучи уже не обладают должной актиничностью, хотя светит оно так же ярко, как и летом. Поначалу мы снимали при пятисекундной выдержке, а последние фотографии делали 28 октября при выдержке, равной полутора часам! Температура воздуха тоже постепенно снижалась, и 29 октября она была равна уже 26° ниже нуля.
Осенние работы окончились с возвращением Бартлетта и его партии с мыса Колумбия, 5 ноября. Все остальные вернулись еще раньше. К тому времени солнце уже не выходило из-за горизонта, и чтобы заняться работой, нужно было ждать полнолуния.
Мы пришли сюда в арктический полдень, работали и охотились в арктических сумерках, и теперь над нами властвовала ночь – долгая арктическая ночь, которая словно призрак смерти опустилась на долину. Все необходимое для весеннего санного похода было уже переправлено на мыс Колумбия. У нас имелся изрядный запас свежего мяса на зиму, все мы находились в добром здравии, а, значит, мы вступили в Великую Тьму в полной боевой готовности. Наш корабль был надежно защищен; мы были обеспечены жильем и продуктами питания, и если иногда у кого-то и сжималось от тоски сердце, он это тщательно скрывал и от других и от меня.