По древним тропам
Шрифт:
Сун Найфынь уже потирал руки, уверенный в удачном исходе очередной операции по ликвидации вражеского элемента, но на другой день прямо к нему на квартиру приплелся змеелов и повалился в ноги. Он поймал гюрзу в Красных горах, но, когда возвращался домой, в ущелье его встретили трое разбойников на лошадях. Гюрзу отобрали, а змеелова избили.
— Пойдешь снова — и пока не сделаешь все, что я тебе говорил, не показывайся мне на глаза! — приказал Сун Найфынь и вышвырнул змеелова из своего дома.
Змеелов в своем рассказе утаил маленькую, но весьма существенную деталь — «разбойники» не только отобрали гюрзу, но и выведали у перепуганного анашиста, для какой цели она предназначена.
В пятницу Сун Найфыню донесли, что на кладбище возле минарета собралась большая толпа дехкан для какого-то своего молебна. Полковник немедля выехал туда на машине с двумя молодчиками. Они плетьми разогнали молящихся, после чего Сун Найфынь, разгоряченный расправой, потребовал от старого шейха, чтобы тот провел их на верхнюю площадку минарета. Полковник хотел посмотреть с высоты птичьего полета, как разбегаются эти несчастные и не соберутся ли они где-нибудь в другом месте.
— Ступеньки старые, разрушились, осыпаются… — бормотал старый шейх. — Нельзя туда.
Он говорил правду, минарет был давно заброшен, ремонтировать его строго запрещалось, как предмет религиозного культа. Однако полковник был неумолим.
В эти минуты подъехал к минарету неизвестный старик с черной бородой, в чалме и на хорошем коне.
— Пойдемте, уважаемый, я здесь все знаю и проведу вас, — сказал чернобородый и вошел первым в проем минарета. Сун Найфынь со своими молодчиками последовали за ним. Шейх шел последним.
Глиняные ступени уходили по спирали вверх. Под ногами впереди идущих осыпалась глина, шейху стало трудно дышать от пыли, и он остановился. И вдруг сверху донесся вскрик, затем раздались выстрелы. В пыльном полумраке кто-то тяжелый налетел на шейха и сбил его с ног…
Когда шейх очнулся, он увидел у входа в минарет три трупа и среди них — труп Сун Найфыня. Неподалеку дымным пламенем горела машина полковника. А чернобородого всадника в чалме и след простыл.
В воскресенье вечером, уже в сумерках, во двор Садыка прибежал Бойнак. «Значит, наши подошли близко!» — первое, о чем подумал Садык. Радостно повизгивая, пес носился по двору, обнюхивая все вокруг. Садык обратил внимание на широкий ошейник, которого раньше не было, подозвал пса и нашарил под ошейником записку.
«Все мы живы и здоровы. Накапливаем силы в Красных горах. С каждым днем наш отряд растет. О событиях в минарете нам известно. Таир, с которым ты был в тюрьме, тоже среди нас. Умирать — так с оружием в руках! Всем, кому дорога родина, мы советуем идти в горы. Родная земля щедра и милостива, сокроет нас от врага. Обнимаем всех, желаем здоровья. Реимша и Шакир».
Через полчаса у Самета собрались верные друзья — Джау-Шимин, таджик Абдуварис и Садык. Они читали и перечитывали записку, радуясь за своих и в то же время тревожась, — слишком близко они подошли к Турфану, слишком опасно…
Садык предположил, что если Таир попал к повстанцам, то там же, вероятно, находится и Шарип, их отправляли по этапу вместе.
— Дай-то бог, чтобы и он был с ними, — проговорила Хуршида. — Проклятие иноверцам!
Разговор был прерван появлением незнакомой женщины. Она вошла во двор, опираясь на палку, лицо ее было низко прикрыто темным платком. Она поставила палку к стене дома, откинула платок — и все узнали Ханипу.
Ханипа рассказала, что в Караходже только и разговоров о покушении в минарете. Приезжали следователи, вызывали на допросы, провели обыски.
— То же самое и у нас, Ханипа, — сказал Садык.
— Да и по всему Турфанскому округу, — добавил Джау-Шимин.
Садык подал Ханипе записку Реимши и Шакира.
— Как ты думаешь, Ханипа, что им ответить?
Она прочитала записку, проговорила задумчиво:
— Боюсь, как бы все это не кончилось трагедией… Для всех нас…
— Напиши, Садыкджан, что мы тоже все живы и здоровы, — предложил Самет. — И еще привет нашему внуку.
— Надо повременить с ответом, — посоветовал Джау-Шимин. — Я слышал, будто готовится какая-то новая мобилизация. Подождем денек-другой. Важно не отпускать Бойнака, он может пригодиться. Посади его на цепь, Садыкджан.
Ханипа подтвердила, что у них в Караходже тоже прошел слух о новой мобилизации. Якобы прибывает в округ новая волна переселенцев из Внутреннего Китая, а всех уйгуров, прежде всего молодежь, должны куда-то отправить в другие места.
— Если слухи подтвердятся, надо уходить в горы, — решительно сказал Садык. — Я не хочу умирать где-нибудь на чужбине.
— Подождем денек-другой, — повторил Джау-Шимин.
— Если уйдешь в горы, Садыкджан, не бросай перо, — заговорил все время молчавший Книжник Абдуварис. — Слово бывает сильнее пули, не так ли, друг мой, Джау?
— Во веки веков так! — подхватил Джау-Шимин.
Ханипа с улыбкой смотрела на стариков. Как истинные мусульмане, они верили, что поэт — святой, поэт — пророк, устами его говорят бог.
Слухи подтвердились. Садык получил повестку — явиться в Турфан с трехдневным запасом питания для отправки «на передний край». Три дня пути — значит, увезут не меньше, чем за тысячу километров.
Прибыв в Турфан, в огромной толпе мобилизованных Садык разыскал Ханипу. Она тоже получила повестку и приехала с группой молодежи из Караходжи.
Весь день шла регистрация. Ее проводили инструкторы парткома вместе с китайцами в военной форме.
Садык приехал в Турфан с твердым намерением сколотить здесь группу и уйти в горы. Бойнака он оставил у Самета, надеясь, что пес послужит надежным проводником.
Он сказал Ханипе о своем решении.
— А как же я? — растерянно спросила она.
Садык понимал, что жизнь в горах нелегкая, и потому он не мог предложить Ханипе уйти вместе с ним. Пусть она решает сама.
— Может быть, тебе лучше уйти с Абдуварисом, Ханипа? Весной он намерен перейти границу.