По древним тропам
Шрифт:
— Но до весны меня угонят бог знает куда. Я пойду с тобой, Садыкджан, будь что будет…
Между тем регистрация продолжалась. Не было слышно ни шуток, ни смеха, раздавались только окрики людей в военной форме. Те, кто прошел регистрацию, получали предписание явиться завтра на пункт сбора к семи часам утра. «Следовательно, у нас в распоряжении еще ночь», — отметил Садык.
Он поделился своим планом с двумя надежными парнями из соседних сел. Они охотно согласились уйти вместе с Садыком и пообещали поговорить, в свою очередь, с другими верными парнями.
Ханипа познакомила Садыка с молодым человеком из Караходжи, горячим, порывистым Гаитом. Он принял план Садыка без колебаний и вызвался привести с собой друзей из Астаны.
Условились сегодня же, с наступлением сумерек, встретиться у входа в ущелье за Буюлуком.
Вечером у входа в ущелье собрался целый отряд — шестнадцать парней и шесть девушек. Все были возбуждены предстоящим переходом к своим, возможностью избавиться от работы «на переднем крае». Двое джигитов прихватили с собой охотничьи ружья, один раздобыл старый револьвер. Гаит приехал на коне, которого успел выкрасть из конюшни гуньши в Астане.
Бойнак повел беглецов вверх по ущелью, вдоль горной речки.
Светила луна, густая тень от склонов лежала вокруг, а вдали смутно белела снеговая вершина. Горная речка шумела, пенилась, и в свете луны казалась молочной. Тропинка, по которой шел отряд, становилась все уже, стало попадаться все больше камней. Девушки поочередно ехали на лошади Гаита, парни подбадривали их шуткой. Садык шел впереди отряда, держа Бойнака на поводке. Пес нетерпеливо рвался вперед. Речка петляла, то пропадая в зарослях таволги, то вновь появляясь. От воды несло ночной прохладой.
Глубокой ночью путники остановились на небольшой поляне под крутым склоном. Решили сделать привал, все устали. Садык поглядывал на Бойнака, будто ждал от него ответа на вопрос, сколько еще идти. Словно понимая, что люди устали и что пора отдохнуть, умный пес мирно улегся возле ног Садыка.
На рассвете наспех перекусили и двинулись дальше. Ущелье расширилось. Тропинка исчезла, и путники теперь пробирались через колючие кусты шиповника и барбариса. На склонах все чаще стали попадаться вековые ели.
К полудню Бойнак остановился возле огромный скалы, круто уходящей вверх, и беспокойно замотался и заскулил. Садык отпустил поводок, и Бойнак, петляя, побежал вверх по скалистому склону и исчез между камней.
Потянулись долгие минуты ожидания. Кто их встретит? Как их примут? Ведь в отряде не только парни, но и девушки…
Садык приложил ладони рупором ко рту и громко прокричал:
— Э-ге-ге-ей!.. — Эхо многократно повторило его зов.
Наконец путники услышали, как под чьими-то тяжелыми шагами осыпается галька. Из-за камней появились двое мужчин с автоматами через плечо. В переднем, высоком и плечистом богатыре, с черной как смоль бородой и такими же усами Садык узнал Шакира.
Правду написали Реимша и Шакир Садыку — земля наша щедра, и милостива, сокроет нас от врага. Природа будто сама позаботилась об укрытии для мятежников — почти у самой вершины гигантской скалы тянулась довольно широкая терраса с нишами, словно гнезда беркутов, и пещерами. Садык сразу же дал название становищу — Орлиное гнездо. Видно было, что мятежники живут здесь не первый день, то там, то здесь высились подпорки из могучих стволов ели, зеленели навесы из ветвей, желтели плетеные перегородки, чернели выложенные из камней очаги. Был здесь и склад с продовольствием, и каменное корыто, и доски для раскатывания теста. Два молодых охотника разделывали тушу горного козла. Чуть поодаль сидел третий и ощипывал куропаток.
Вновь прибывшим, особенно девушкам, понравился первобытный облик становища. Ханипа с подругами приступили к освоению кухни. Бахап, известный в округе охотник и следопыт из Турфана, давал девушкам наставления:
— Кочегарить у нас надо с умом, сестрицы, чтобы совсем не было дыма.
Бахап мелко нарубил сухих и твердых сучьев, старательно разложил их под казаном и поднес зажженную спичку — пламя охватило сучья, будто они были политы керосином.
Садыка встретил Таир, с которым они познакомились в турфанской тюрьме, и рассказал, что на свободе он оказался благодаря Шакиру и Реимше. Они совершили налет на этап. Конвой разбежался, побросав оружие.
— А что стало с Шарипом, он ведь уходил вместе с вами?
Таир презрительно усмехнулся:
— Шарип, заячья душа, убежал вместе с конвоирами. Тюрьма для него слаще дома родного…
Утром следующего дня собрался совет отряда — Шакир, Реимша, Таир, Бахап, еще трое незнакомых Садыку мужчин. Из пополнения пригласили только Садыка и Гаита.
Первый вопрос — о продовольствии. Отряд пополнился, прокормиться только охотничьим промыслом будет труднее. К тому же не за горами зима…
Реимша выразил недовольство тем, что Садык привел в отряд девушек.
— Не подумайте, что я слишком суеверный, — сказал Реимша. — Мне их жалко, у нас трудное дело, не женское.
Садык ему возразил: девушки привыкнут, главное, они теперь в безопасности. Если бы они не ушли в горы, то их отправили бы уже сегодня за тридевять земель от родного дома и заставили бы работать в каторжных условиях. Из двух бед надо выбирать меньшую.
— Мы на чужой шее сидеть не будем! — возбужденно заговорил Гаит. — Я вам привел коня, если надо — целый табун приведу. Продовольствие мы достанем своими руками, я знаю, где находится военный склад, только дайте мне помощников.
Совет принял решение направить Гаита с двумя опытными товарищами сегодня в ночь на разведку.
Но не хлебом единым жив человек. Второй, главный вопрос поставил перед советом Садык — в чем наша цель, к чему мы должны стремиться, какие формы борьбы избрать?
Общую задачу члены совета понимали по-разному.
— Перебить всех начальников, — решительно заявил Шакир.
— Как жили, так и будем жить, — сказал Реимша. — Бог не выдаст.
Бахап говорил дольше других.
— Там, — он показал в сторону Турфана, — тюрьма и голод. Там я должен с утра до ночи ишачить на полях гуньши, чтобы получить похлебку из гаоляна и кукурузную лепешку. Здесь, — Бахап широким жестом показал на горы, — для меня свобода. Я могу в любое время взять винтовку и подстрелить архара, взять ружье и настрелять куропаток и фазанов. Никто не гонит меня на работу, никто не грозит тюрьмой. О такой жизни я всегда мечтал — чтобы никакой власти не было.