По эскалатору вниз
Шрифт:
В пути господин Шаумель не проронил ни слова. Только поглаживал собачку, прикорнувшую у него на руках, и, казалось, вовсе не замечал Йогена, который шел рядом.
Был момент, когда Йоген хотел что-то сказать, но не решился.
Они вошли в подъезд многоквартирного дома, поднялись на второй этаж, и господин Шаумель позвонил. Открыла женщина, и в тот же миг мимо нее с радостным криком «Пукки!» протиснулась маленькая девочка. Она схватила щенка, прижала его к себе так, что он даже слегка пискнул, и быстро скрылась в глубине квартиры, ни разу не оглянувшись на мужчину с подростком.
— Рад, что могу возвратить вам
— Может, зайдете? — спросила женщина. Йоген видел лишь оборку на ее платье и тапочки.
— Нет, нам надо сразу же вернуться, — ответил господин Шаумель. — Просто я жду, не соблаговолит ли этот молодой человек что-нибудь вам сказать.
— Мне… мне жаль, — сказал Йоген еле слышно. — Простите.
— И как это тебе только в голову пришло? — спросила женщина. — Никогда бы не подумала, что ты на подобные вещи способен. С виду такой симпатичный — и вдруг…
— Мне жаль, — повторил Йоген.
— Увы, большего от него ожидать не приходится, — вставил господин Шаумель. — Ваш муж заявил в полицию на неизвестное лицо. Безусловно, я не вправе вмешиваться, но, может, вашему мужу стоить взять это заявление назад. Какой в нем теперь смысл? Сами понимаете, парень и так находится на воспитании под общественным контролем. Ну что еще можно для него придумать?
— Пукки нашелся — это для нас главное, — сказала женщина. — Все остальное, знаете ли, нас совершенно не интересует. Мы, конечно, очень рассердились. Такая низость… И потом… Но когда парень перед тобой стоит вот так… Давайте забудем эту историю. Не поступай так больше, мальчик. Посмотри, разве это красиво? Такая маленькая собачка. Да еще такая кроха, как наша Элька. Надеюсь, ты и сам все понимаешь.
— Понимание — это не самая сильная его сторона, — сказал господин Шаумель. — Но, повторяю, я рад, что смог вернуть вам собаку. Славный щен. Пусть он вас только радует. До свидания.
Йоген потоптался в нерешительности после того, как господин Шаумель уже начал спускаться по лестнице, а затем выдавил:
— Передайте девочке, что мне действительно очень жаль. — Он говорил, не глядя на женщину, потом резко повернулся и почти побежал по лестнице вниз.
На полпути к интернату молчавший до этого господин Шаумель сказал:
— Я тебя сегодня побил. Это нарушение инструкции. Нам это строго запрещено. Вы в каком-то смысле находитесь под охраной государства. Я никогда не прибегаю к физическому воздействию. Не возражаю, если ты пожалуешься, — имеешь полное право. Я никого никогда не бил, даже если иногда и чесались руки, но этот случай… Я не очень высокого мнения о тебе, Йоген. Однако такого паскудства я от тебя не ожидал.
— Не буду я жаловаться, — отозвался Йоген, но господин Шаумель, если и расслышал, не счел необходимым отвечать.
Йоген колебался. Может, рассказать все, как оно было? Свена нет. Ему он повредить не мог. Из-за этого, конечно же, обратно не вернут. Сам же Йоген здесь остается, и если в личное дело еще этот случай попадет, то ему уже ничего хорошего ждать не приходится. С другой стороны — друзей не предают.
— Господин Шаумель, вообще-то я совсем ни при чем.
— Не надо! Кому ты это говоришь! Я каждую неделю читаю твои сочинения. Может, и в этой истории с собакой твоя мать виновата? Она ведь виновата в том, что ты к нам попал. Не ты сам, боже упаси! Твоя мать! Ты пишешь это каждую неделю! И здесь ты, ясное дело, ни при чем. Как мог Юрген-Йоахим Йегер сотворить нечто подобное? Все кругом виноваты, кроме тебя. Так я это знал, даже если б ты мне ничего не говорил.
Господин Катц и бровью не повел, когда встретил во дворе Йогена с воспитателем: именно по этому Йоген определил, что директор был в курсе.
— Переодевайся и на занятия!
Не успел он еще дойти до здания школы, как из окна медчасти выглянула сестра Мария и поманила к себе.
— Хорошеньких историй можно тут наслушаться! — выпалила она вместо приветствия. — Господин Катц сразу рассказал мне обо всем, и очень правильно сделал. Если бы он еще дня два выжидал, то договор на твое обучение, возможно, был бы уже подписан. Но теперь выкинь это из головы. Надеюсь, ты не считаешь, что я с чистой совестью могу ввести тебя в дом к брату? Нет, мой мальчик, этого я сделать не могу.
Она села на кровать и как-то беспомощно посмотрела на Йогена.
— Стоило только найти кого-то, кто вроде бы вызывает доверие, кому хочется что-нибудь сделать, — и вот пожалуйста! Слава богу, еще не слишком поздно. Одно тебе скажу: этим ты не только себе все испортил, но и остальным. Я теперь ученая! Кто бы ни выглядел без вины виноватым, как ты, меня уже не разжалобить. Может, это и не справедливо. Может, один из них и окажется порядочным. Как знать. Но на нем этого не написано! Отныне меня будут интересовать лишь разбитые колени, бронхиты и насморки. Хватит!.. А я-то так на тебя надеялась, так радовалась! А теперь лучше уходи!
Хорошо, что Йоген сразу же ушел. Ему незачем было видеть, как она судорожно искала носовой платок.
11
Все оказалось намного проще, чем опасался Йоген. Напряженно прислушиваясь, он лежал в кровати, пока господин Шаумель совершал свой очередной обход. После обхода воспитатель обычно отправлялся к себе в комнату, проводил там полчаса, затем выходил подышать перед сном, еще через полчаса опять возвращался, заглядывал напоследок в спальню и, убедившись, что все в порядке, окончательно уходил к себе.
Для задуманного лучше всего годился тот промежуток времени, когда Шмель отлучался на прогулку. Йоген оделся совершенно бесшумно. Новый костюм подходил тут как нельзя лучше. То и дело он настороженно озирался по сторонам, но никто из ребят не шелохнулся. Казалось, все спали. А если кто-то и следил за ним, тоже не беда. До утра все равно никто рта не откроет, а там — попробуй догони. Йоген выскользнул из спальни, миновал комнату отдыха, прокрался по лестнице к входной двери. Шмель ее не запер. Следующий момент был самый опасный. Если он сейчас нарвется на Шмеля, тогда всё — ему крышка. Бежать следовало не к главным воротам, а к изгороди, которая опоясывала их территорию с тыла. За изгородью начиналась рощица, и в этот час там вряд ли кто-то прогуливается. А если добраться до улиц, которые находились за рощицей, считай, большая половина дела сделана.