Шрифт:
Матео «Ти» Меса, сержант центурии 314 «Джонни Хохмач», уныло брел вдоль стройных рядов казарменных высоток в сторону величественного овалообразного купола Штаба, где ему должны были сообщить неприятную новость.
Все дело было в его подвиге, который они с Небраской придумали по ходу операции и красиво разыграли перед противником, оттянув на себя добрую треть неповоротливых танкеров. Небраска засорял эфир хохотом и матерными восклицаниями, так что даже лейтенант Хонни ничего не смогла с ним поделать. Во время операции, конечно, а вот после Небраску долго полоскали перед сослуживцами и в закрытых комнатушках. Но веселый характер Небраски был слишком простым, чтобы придавать значения таким пустякам, как штрафы, взыскания, выговоры и даже увеличение срока
К несчастью, все было сделано по высшему разряду: нашивки, сапоги, чистота лица. В плохие дни Ти видел в этом свою трагедию. Когда ему говорили делать хорошо, он делал, просто делал, не задумываясь, что можно из этого получить и где сократить энергозатраты. Если бы Небраска не придумал с ним на пару тот маневр, если бы они не заглушили R-частоты записью сброса бомб, которую Небраска лихо сделал в начале операции, ничего этого не произошло бы. Но теперь Небраска следит, чтобы роботы хорошо почистили овощи, и будет делать это еще месяца два, а Матео «Ти» Месу, бездарного сержанта, центурия которого чуть не легла целиком на последнем задании, собираются наградить и повысить.
Лейтенант долго вбивала ему в голову простую мысль: «Руководство хочет наградить тебя не за один рискованный шаг, Меса, а за три года без риска, за то, что даже в этой, чтоб ему пусто было, вылазке с Небраской ты не потерял голову». Лейтенанту из Штаба пришел красивый приказ с официальной благодарностью, других наград Хонни давно не ждала. Лезть выше лейтенанта ей не позволяли ни связи, ни амбициозность, ни здравый смысл. Она говорила — женщине в военное время лучше держаться в сторонке. Если все пойдет плохо, кому восстанавливать колонии? Не таким же, как Небраска. И смотрела с улыбкой на своего сержанта, даже, бывало, по голове трепала. Месе было двадцать два, а лейтенанту — почти сорок, так что даже в праздничные дни никаких фантазий на этот счет Ти не позволял себе. Ну а лейтенант была женщиной доброй, веселой и в первую очередь заботливой. Потому «Джонни Хохмач» и потерял в первый год войны всего одного бойца, да и тот помер в лазарете от гражданской болезни.
— Ну что они мне скажут? — вслух думал Ти, шагая по пустынному плацу. Голос его, пересушенный плохой вентиляцией казармы, хрипел в тон со свистом ветра. Справа доносился мерный грохот — проверяли танкеры в ангарах. Ругались пилоты, кричали механики. Вот куда Ти никогда не хотел — в мехадесант. Риск смертности такой высокий, что год обязательной службы идет за два обычных. Даже механикам полагаются отпуска, вроде как радиация или еще что начинает плавить мозги, если долго сидеть над железками. Ход к ангарам Ти был заказан, по периметру дежурили патрули. Стрелять им разрешалось без предупреждения. Хоть вряд ли кому придет в голову стрелять на поражение, но кто их знает, что у них в радиоактивных головах.
На секунду Ти задумался, не пойти ли к ангару? В самом деле, что уж теперь? Спокойная жизнь закончилась, в Штаб просто так не зовут. Не дай Кайзер, продвижение по службе. Хорошо, если в учебные части поставят, а так ведь додумаются пустить его на передовую в бой. Будет там распоряжаться бойцами, когда самому еще жить и жить, учиться и учиться.
Он посмотрел на бластеры патрульных, на спрятанные за тяжелыми шлемами лица. Две функции: защитить и спрятать. Так у военной полиции было устроено все. Голоса патрульных, если вдруг придется им пользоваться простым языком, изменят, пропуская сквозь сложные фильтры. Лиц не видно, а фигуры скрыты особыми доспехами, которые превращают разномастных полицейских в одинаковые с виду силуэты. Кто знает, что там внутри? Восемнадцатилетний подросток, только что окончивший Академию, или пятидесятилетний вояка, который решил до последнего не бросать службу и торчал теперь перед сверхсекретными объектами, которые как назло поставили аккурат напротив казарм старой доброй пехоты.
Везде проверка. Хватит силы воли не зайти дальше нужного? Хватит — предложат остаться дальше, станут начислять жалование, выдадут служебную квартиру в хорошей колонии, даже право на рождение ребенка можно получить в первые пять лет контракта. Если бы Ти был карьеристом, он бы теперь мечтательно представлял себе, куда потратит деньжищи. Но Ти был обычным сознательным гражданином, которому Кайзер предложил послужить в непростое время. Отказаться от предложения, глядя на информационные ролики в Сети, он не смог. Разве можно отсиживаться, когда за тебя умирают такие же парни и девчонки? Пошел сам, записался добровольцем на четыре положенных года. Три прошли, да так быстро и гладко, что Ти один из всех своих знакомых по первому учебному отряду дослужился до младшего сержанта и теперь в тяжелых условиях помогал лейтенанту справляться с центурией. В другое время никто бы не доверил Ти столько народу, да и Хонни нашла бы себе сержанта получше. Уж у нее-то знакомых полно, ей бы не поставили малолетку.
— Как маленький, — пробурчал Ти, глядя на возвышающуюся над плацем статую Кайзера. Самый обычный человек в военной форме, простирающий руку вперед. Лицо у Кайзера менялось. Он ведь был не конкретным человеком, скорее должностью, почти абстрактным понятием. Но Ти нравилось разглядывать их плацевого Кайзера, как будто только он и был настоящим. Фигура успокаивала. Когда они вечером собирались на плацу и лейтенант вместе с остальными ждала, пока пройдут вдоль шеренг танкеры, Ти смотрел, как пара лун опускается Кайзеру на плечи, и это зрелище завораживало его.
— Сержант Меса, 314 центурия, — доложил Ти, продолжая думать о загадочных метаморфозах статуи.
— Отлично, — возле входа стоял гражданский. Простое слово «отлично» напугало Ти до чертиков и заставило его судорожно проверить сразу все: нашивки, сапоги, складки, берет, самого себя и даже удостоверение, которое в казармах у него не спрашивали уже пару лет — знали в лицо.
— К-куда… — начал было Ти, не представляя себе, что он должен спросить у гражданского, который сказал ему зловещее «отлично».
— Так, где вы по списку, — гражданский пролистывал свои документы, а Ти нервно оглядывался. Штаб украсили цветами, расстелили парадные дорожки.
Дышать стало тяжело, будто воздух сжали и пропустили через пыльные фильтры.
— Вот ваше место, ряд шестнадцатый, найдете свободное кресло и садитесь, неразбериха такая, что точнее я вам не скажу. Не беспокойтесь, кресел там еще полно, вот только где они — Кайзер знает. Идите-идите, мне нужно работать.
Растерянный Ти отправился к главному залу. В Штабе было много полезных помещений, куда несколько раз допускали Ти и других срочников, чтобы ускоренные курсы обучения прошли гладко. В подвальных помещениях, над бункером на случай орбитальных и ядерных атак, разместили виртуальные тренажеры со всем набором лицензий. Пройдешь на таком миссию, засчитают сразу в личное дело. Автоматика — спасение для колониальных учебных центров, где лица мелькают чаще, чем заряды учебных бластеров.
Кроме учебных помещений и бункера в Штабе было полно секретных и сверхсекретных этажей, куда Ти запрещалось заходить под страхом расстрела или, еще хуже, под страхом увольнения из Армии до завершения срока срочной службы. Ти боялся вернуться в родную Терра-19 сильнее, чем умереть. У него остался больной отец, за которым нужно было ухаживать, и сделать это Ти мог только с помощью армейских поблажек. Отслужил? Вернулся? Тебя везде пустят: хочешь — получай образование со льготами, хочешь — используй квоты в корпорации, примут без разговоров, за каждую такую Кайзер платит из особого кошелька. Ти рассчитывал найти работу ближе к дому, чтобы всегда иметь возможность следить за отцом, и это после четырех лет службы в военное время было весьма приземленной мечтой. Небраска вот собирался стать корпоративным охранником и метил сразу в такие гиганты, что у Ти от его фантазий кружилась голова.