По границам памяти. Рассказы о войне и службе
Шрифт:
– А ты сам выбрал свою судьбу, и, похоже, она тебя устраивает, раз увольняться не собираешься.
– Но ведь кому-то нужно быть и там.
– Я даже знаю кому. Извини, но больше так не могу и не хочу. Я встретила другого и подаю на развод.
Собрав чемодан и забрав дочку на время отпуска, Федор уехал к своим родителям, а по его окончании прибыл в Управление пограничных войск для получения назначения на новое место службы.
В кабинете отдела кадров его встретил все тот же, знакомый по Афганистану полковник:
– Извините, но мы не можем выполнить вашу просьбу
– Не можете, – согласился Федор. – А где есть вакансии?
– Вот, к примеру, в Московском пограничном отряде.
Федор знал, что отряд только называется Московским. На самом деле он охраняет участок таджико-афганской границы.
– А еще где?
– В Ленинакане.
То, что там совсем недавно произошло землетрясение и город лежал в руинах, Федор тоже знал.
– И все? В других местах вакансий нет?
– Вот видите, какой вы привередливый. И это вас не устраивает, и то.
«Действительно, что это я? – подумал Федор. – Да и не все ли равно мне сейчас».
– А если обратно на Дальний Восток? – поинтересовался он.
– Заметьте, вы сами попросились, и мы вынуждены пойти вам навстречу, – расплылся в улыбке полковник.
В отделе кадров Тихоокеанского пограничного округа предупредили:
– Должность, на которую вы планируетесь, занята. Придется подождать два-три месяца, а пока поработаете на учебном пункте. Займетесь подготовкой молодого пополнения к службе на границе.
Начальник учебного пункта встретил Федора без особого энтузиазма:
– Предупреждаю сразу. Здесь у нас уже поработал афганец. Один боец у него чуть не задохнулся хлорпикрином на учениях, второй чуть не помер на кроссе, еле откачали. Загонял бойцов так, что они готовы вешаться. Мне эти «приколы» ни к чему.
– Как без кроссов-то? Ведь им на границе служить? А может, еще где.
– Майор, ты что, не понял? Война была там. Она закончилась. А здесь можешь объяснять так: подъем переворотом выполняется следующим образом, – он вытянул указательный палец левой руки и покрутил вокруг него согнутым указательным пальцем правой. – Это я, конечно, утрированно. Но не надо искать приключений на свою задницу, а тем более на мою. Все, пока идите, устраивайтесь.
В общежитии, поставив чемодан, Федор присел на кровать. «Где-то это уже было, – подумал майор. – А, ну да, ровно десять лет назад, почти день в день, в соседнем пограничном отряде молодой, холостой, полный энергии и оптимизма лейтенант так же осваивал свое место в общежитии. Все возвращается на круги своя или все-таки развивается по спирали?» – так и не решил он. Чего-то не хватало в этом новом витке. Прослужив несколько месяцев, Федор написал рапорт с просьбой направить его служить обратно в Афганистан.
– Понимаете, там ребята молодые приехали. Трудно им, а я город знаю и обстановку. Да и здесь меня ничто не держит, – горячился он, объясняя недоуменно уставившемуся на рапорт кадровику.
– Да мне-то что? Отправлю по команде, – ответил тот.
Примерно через месяц он позвал Федора.
– Отказали тебе.
– Почему?
– По инструкции не положено. Для прохождения службы за рубеж направляются только женатые.
– Так я же в Афганистан прошусь. Зачем туда женатому, чтобы по возвращении развестись?
– Что я тебе должен объяснять, как маленькому? В инструкции нет примечания, что, дескать, в Афган можно. Сам говоришь, что тебя здесь ничто не держит. А должно держать. Вот когда женишься, приходи, – и не выдержал, спросил у уже собравшегося уходить Федора: – Что тебя туда так тянет? Говорят, там сейчас хорошо платят?
– А ты сходи. Узнаешь.
– А все-таки?
– Даже не знаю, как тебе объяснить, – Федор задержался в дверях. – Живут там не по инструкции. Объясняют не на пальцах. Человека, как лакмусовую бумажку, в него окунут, и все его нутро видно. Дрянь сразу на поверхность всплывает. А если друг, то такой, на которого можно как на себя положиться.
С Серегой, прошедшим Афган в составе ММГ Тахто-Базарского пограничного отряда, они сидели у него на кухне. Выпивали, говорили о служебных делах и, конечно же, вспоминали. Федор заметил, что вспоминались-то в основном не тяготы и лишения, а обычные, порой курьезные и смешные случаи из той жизни. А из разговора как-то само собой выходило, что все самое значимое в их офицерской службе было там. Вспомнили Мурзика и прапорщика Потапенко, который потрясающе мог кого угодно спародировать и изобразить любой звук. Он мог подойти к ослику, наклониться так, чтобы лицо было в полуметре от морды животного, и так крикнуть, что у того глаза на лоб полезли бы от удивления и зависти. А по морде бедного ослика было бы видно, что он судорожно вспоминает, по какой линии они с прапорщиком родственники.
Однажды Потапенко чуть-чуть перебрал, и ему отчего-то стало так грустно.
Федор со Славкой подскочили среди ночи от крика «муллы».
– Что же он так раскричался-то? – удивился Славка.
– К тому же среди ночи и так громко, – поддержал Федор, спросонья не поняв, что «мулла»-то совсем рядом, за стенкой.
На кухню заглянула Серегина жена. Как и положено жене, добродушно поворчала по поводу выпивки и, выслушав историю про Мурзика, посетовала, глядя на мужа:
– Жалко, у меня такой дубинки нет. Я бы завтра утром окунула ее в стакан с водкой и дала тебе полизать. Глядишь, тоже исключил бы из своего рациона.
Когда жена ушла, Серегу осенило:
– Слушай, Федь, у моих хороших знакомых дочка в этом году Уссурийский пединститут заканчивает, по распределению не хочет ехать. Ей свободный диплом нужен. Ваши интересы совпадают.
– Дурак ты, Серега. Еще не хватало мне по расчету жениться.
– Ты со своими жизненными принципами можешь как дурень с транспарантом на первомайской демонстрации носиться. Это твое личное дело. А лучше засунь их в одно место: времена уже не те. Ты хорошей девчонке в этой жизни устроиться помоги.