По грехам нашим. В лето 6731...
Шрифт:
— Марфа разродится на седмице, Лада праз две седмицы, — продолжал докладывать Макарий.
Я потребовал знать всех людей — чем живут, как ростят детей, когда рожают. На свадьбу и рождение ребенка начал давать по пять кун. Конечно, так можно разбазарить все то богатство, но я хочу иметь верных себе людей, пусть и холопов, чтобы работали от души, не пакостили. Ну верю я еще в людей как в Бога — есть грех, прости Христос за имя твоя в суе!
— А зерно все перебрали? — спросил я после окончания доклада.
— Так
— Добрать с недоброго и того, что на прокорме засталось — оно же не перебраное. У меня токмо пудов десять зерна жита — домовся с Мышаной. — Дал я распоряжение и Мышана кивнула в согласии.
Странно, но между Мышаной и Макарием никакой конкуренции, сплошное взаимопонимание, если бы можно было иметь две жены — уверен, сошлись бы.
— Плывут! — вбежал в горницу, что я выбрал как комнату для совещаний Шинора.
— Шинора! Ты чево орешь? Кто плывет? — перекрикивал возбужденного проныру.
— Дак енто, Градята плывет! Там два ушкуя плывут! Он с Вышемиром в доле — уже более степенно сказал Шимора.
Я посмотрел на тиуна Речного.
— Он товары привозил в Унжу, да по Волге ходил и Оке, можа и ад ватажников грабленое сбывал, — рассказывал Макарий. Понимают меня уже только по взгляду. — Воны па далям у Вышемира полова.
— Ратники? — спросил я и Шинору и Макария.
— Так па реке хлюпы не ходять, — пожал плечами Шинора.
— Божаночка, любая, я в Речное, — сказал я тихо сидящей в уголочке жене, которая почти всегда слушает вместе со мной доклады, иногда шепотом повторяет цифры, но не вмешивается в процесс.
Глаза у любимой заслезились, она ничего не сказала.
С собой я взял Далебора, его сына Николу, благо они дежурили в моем доме, взял арбалет, Шаха, а то уже скучает все матереющий пес, и поехали. До Речного добрались быстро и обнаружили, что в усадьбе остался только один новик из десятка Филипа и один ветеран, у которого проблемы с ногами, и он с трудом держится на коне, но лучник от Бога!
— Где все? — Крикнул я с седла.
— На падоле, — ответили мне, и я пришпорил коня. Подолом звали место возле причала, где я планировал добывать песок.
На подоле увидел только причалившие два ушкуя — как по мне так большие, широкие ладьи.
Отсутствие на причале Филипа и других воинов насторожило. Но они не могли пройти мимо такого события, поэтому могут и прятаться. Да хотябы в кустах, что в метрах ста от причала в заводи. Следовательно, и мне нечего вылезать.
Резко развернув коня, я отъехал в лесок на возвышенности вдоль поймы реки. Наблюдать за прибывшими варягами можно было не вооруженным глазом.
Вот на причал вылезли три человека и растерянно стали мотать головой в разные стороны. Странным для них могло показаться, что ни одного рыбака, ни человека
Пять, одиннадцать, семнадцать — считал я выбиравшихся из ушкуя людей. Только некоторые из них за поясом имели топоры. Лучников видно не было. Я растерялся. Что делать было не понятно, напади я на прибывших, это было, по сути, разбоем, но и действовать было нужно.
— Шинора! — позвал я своего сподвижника. — Иди к ним и расскажи, что сбылось в поместье. Вышемир с татями напал на меня и почил, якоже и его десяток и ватажники.
Пусть и Градята поразмыслит, как ему быть. Если решит проявить агрессию, то и решится дальнейшее. Филип с людьми стоял в ста пятидесяти метрах, их я с возвышенности уже видел, и сможет отрезать пиратов или торговцев от ушкуев, я же сделаю наскок и наутек.
Стояние группы людей возле пристани продолжалось еще минут двадцать, после чего из компании выделились пять человек и пошли в сторону усадьбы Речной, а Шинора остался с приплывшими.
Ну, хоть какое-то движение. Я устремился наперерез, как только ходоки вышли из зоны видимости для ушкуйников. Пять мужиков шли веселясь, не ожидая никакого подвоха. Направив коня в группу людей, я конем сбил с ног двоих и одному ударил ногой в лицо, отчего тот присоединился к своим товарищам, лежащим на земле.
— Стоять, на колени, аль посеку! — проорал я, добавив в голос металл насколько только мог, голос чуть не дал петуха.
Ошарашенные люди на колени не встали, но и вытягивать топоры из-за пояса не спешили. Мои сопровождающие так же успели подскакать.
— Кто такие, пошто на землях моих хаживаете? — властно проговорил я.
— Так-то земли не твои! — сказал мужик матерого вида со шрамом на левой щеке.
— Кто таков? — спросил я его, предполагая, что именно он командует этой пятеркой.
— Жадоба! А ты кто будешь? — ухмыльнулся вызывающе тот.
— Я хозяин этих земель Корей Владимирович! — выделяя слова, сказал я.
— Кольки вас на ушкуях? — задал я вопрос, спешиваясь.
— А ты, малец, пошто пытаешь у меня? Ад мамкиной цыцки далечи пришел? — усмехнулся мужик и оглядел уже поднявшихся своих сотоварищей, ища в них реакции на свой юмор.
Я не стал отвечать словами, а резко приблизился, благо, было метра три до него, и ударил ногой в голову. Шрамированный слегка пошатнулся.
Четверо мужиков рванули на меня, по путь им преградил конь Далебора. Я выхватил саблю.
— Стоять! — прокричал я.
После такой демонстрации намерений, мужики слегка опешили, постоянно осматриваясь на своего предводителя, но тот, держась за ухо, с задумчивым интересом рассматривал меня, не предпринимая действий.
— Ахолони! — негромко, но властно сказал Жадоба на одного мужика, который попытался достать топор