По краю каменного сердца
Шрифт:
Но ничего не происходило.
Просыпаясь, Дин из раза в раз видел всё те же стены, всё ту же лампочку и ту же вмятину на двери, которую он оставил пару дней назад в пылу своей истерики. Тогда он сорвался и попытался выбить дверь, попутно зовя непонятно кого, однако в ответ поступало всё то же, что и в другие дни: маленький поднос с миниатюрными мисками с кашей и кусочками яблока. Это не годилось даже на перекус, что уж говорить о том, чтобы полноценно наесться.
Все мысли парня были сосредоточены лишь вокруг нескольких вопросов: где все остальные, как себя сейчас чувствует Каэдэ и насколько долго его собираются держать в четырёх стенах. Самую противную мысль Дин попытался проглотить и забыть почти сразу, как она появилась в его голове. А именно: не сидит ли он уже, и если сидит, то в «Последнем Дне» или где-то ещё? Вопросов было слишком много, однако ответы никто давать не спешил.
За пределами камеры не было ни единого звука. Пол был ледяной, а потому от цистита Дина спасали только подогнутые ноги и его времяпрепровождение на кровати, которую и кроватью-то было назвать сложно. Железная полка с очень тонким матрасом без подушки или хотя бы покрывала. До кучи вода из-под крана не была даже едва тёплой, а пить приходилось только её. Противно было и то, что в камере не было туалета, а потому приходилось ходить в туалет именно в раковину. И если мочиться в раковину было не особо трудно, то вот ходить по-большому было той ещё проблемой. Особую роль в этом процессе играло то, что из-за стресса и жидкого питания Дин просто гадил кровью, что приходилось убирать самому из раза в раз. Слишком много минусов для комнаты в два квадратных метра. К слову и о пространстве: из-за малой площади комнаты Дин не мог даже толком размяться, отчего постоянно затекал и крутился на своей койке, свешивая ноги, ибо её длины не хватало на его рост.
Примерно после недели в заключении он заболел. Переохлаждение дало о себе знать. Его горло словно окутали ветви дикой лозы, не давая вдыхать без боли и выдыхать без тяжести. Кашель стал добивающим аспектом. Моральных сил не было абсолютно ни на что – Дин никогда прежде не был разбит настолько сильно. Он просто лежал на боку, свернувшись калачиком и разглядывая свою обрубленную в локте руку, бинты на которой давно пора было менять. Пожалуй, более мерзкого чувства он не испытывал никогда. Потерять столь большую часть себя в прямом смысле… это было самым настоящим ударом. Осознание, что он больше никогда не сможет обнять свою девушку двумя руками или что придётся полностью переучиваться быть левшой, душило Иватани столь сильно, что ангина отходила на второй план. Это был край. Он просто тихо плакал, изредка успокаиваясь, но после вновь продолжая лить слёзы. Ещё никогда ему не было столь одиноко.
Еда больше не лезла в него. Каждый раз после попытки съесть хоть маленький кусочек яблока Дина начинало тошнить, что погружало в его состояние полной апатии ещё глубже.
Где-то к концу второй недели он окончательно сдался. Смирившись с тем, что его оставили здесь медленно и мучительно умирать, он решил прекратить этот ужас самостоятельно. Вцепившись зубами себе в запястье, парень попытался перегрызть себе вены, попутно рыдая от безысходности. Острая боль распространялась по всей руке, пульсировала в каждой её части. Но результата было не добиться. Он был слишком слаб даже для того, чтобы сжать челюсти достаточно сильно. После получаса потуг в суицид, Дин прекратил издеваться над своей рукой, начиная придумывать новый способ умереть в кратчайшие сроки. Единственное, что пришло на ум, – так это разбить голову об угол раковины. Однако же, если это не получится сделать с первого раза, то следующая попытка будет уже не скоро. Поднявшись на трясущиеся от слабости ноги, Иватани попервой свалился назад, падая на дверь и скатываясь по ней же, с презрением глядя на раковину в углу комнаты. Рот зашевелился сам собой, хотя он того не особо желал. Дин непроизвольно стал звать маму. Снова и снова. Он проговаривал «мама» по слогам, рыдая и задыхаясь из-за того, что просто-напросто закатывался в своей истерике, не имея возможности даже свободно вдохнуть.
И внезапно дверь открылась.
Дин выпал в коридор спиной, оказываясь прямо под двумя охранниками, что стояли над ним, смотря на него как на грязь. Он просто не мог поверить, что наконец покинул эту несчастную камеру. Но было ли это к лучшему? Охрана подняла его и понесла неизвестно куда, волоча ноги Иватани по полу, ибо тот не мог идти самостоятельно. Его трясло, по пути даже стошнило. Всё это текло по его серой робе, которая успела изрядно износиться за это время. Единственный глаз не мог сфокусироваться хоть на чём-то, Дин постоянно впадал в предобморочное состояние. В какой-то момент он почувствовал под собой обычный стул. Его усадили перед небольшим столом, предварительно приковав его руки наручниками к середине стола. Происходило это всё в относительно просторной комнате, если сравнивать с той, в которой ему приходилось сидеть. Один из охранников принёс небольшую кружку, из которой вился пар только что вскипятившейся воды. Поставив её перед заключённым, он покинул комнату, вновь оставляя парня наедине с собой. Дину пришлось какое-то время приходить в себя, и когда он хоть немного оклемался, чай уже остыл. Но это было неважно. Иватани подался вперёд и окунул губы в ещё несколько тёплую воду, отчего по всему его телу прошла волна мурашек и дрожи. Сделав короткий глоток, он с облегчением выдохнул прямо в кружку, ибо простуда в горле отступила на целую секунду.
В комнату зашёл человек в чёрной форме. Это была форма безопасников. Всё тот же чёрный плащ, чёрные брюки и туфли, белая-белая рубашка. Мужчина сел по ту сторону стола, принимаясь молча наблюдать за тем, как Дин пытался сделать ещё глоток, но не дотягивался губами. В попытках наклонить кружку зубами, парень пролил всё содержимое на столешницу и колени, но это его ничуть не смутило. Он стал слизывать остатки чая прямо со стола, полностью игнорируя присутствие вошедшего к нему гостя. Когда же с чаепитием было закончено, Дин откинулся на спинку и абсолютно безразлично посмотрел на навестившего его мужчину. Тот отстранённо сидел напротив, наблюдая за одноглазым, при этом явно не торопясь начинать беседу. Игра в гляделки закончилась медленным вздохом безопасника, который придвинулся ближе к столу, сцепил руки в замок и указал сдвоенными указательными пальцами на Иватани.
– Ты много дел натворил, в курсе? – спокойно начал он.
Слегка приоткрытый рот и через силу открытые глаза явно давали понять, что Дин не здесь и не сейчас. Он выглядел как ненадолго оживший труп, что подтверждалось тем, что он прямо сейчас начал медленно закатывать глаза и запрокидывать голову на бок. Безопасник оперативно, но от того не менее сурово привёл теряющего сознание парня в чувство – хлёстко дав тому пощёчину. Дин на мгновение очнулся и помотал головой, попутно морщась от новоприбывшего жжения в щеке.
– Убийства первой степени тяжести, грабежи, участие в несанкционированных задержаниях, шпионаж… Даже динамо свою не зарегистрировал. Я могу зачитывать этот список хоть до вечера, но ты и сам всё знаешь. Скажи мне вот что – кто был инициатором всех этих дел?
С трудом влившись в суть разговора, Дин быстро сообразил, что от него добиваются признания причастности ко всему совершённому. Более того, это был уклон в то, что ему следует сдать собственного отца. На такое парень явно не собирался идти. Лучше уж мучительно помирать в чулане, нежели сдавать своих близких. Так он считал.
– Не хочешь, да? – всё не унимался следователь. – Ладно. Мы и без тебя знаем кто это. Мы уже взяли показания с каждого из твоих друзей. Они вот тебя не особо старались крыть, почти сразу всё выдали.
Распространённый при допросах приём. Заставить подсудимого чувствовать себя брошенным, выдавая ложные показания его друзей. Дин знал эту уловку, потому что сам не раз её видел и слышал с уст отца. Реакция на подобное неуважение не заставила себя долго ждать. Смачно харкнув всей накопившейся за неделю мокротой прямо на пальто безопасника, Иватани вновь опустил голову. Мужчина же отреагировал более чем спокойно. Вытерев прилетевший в него сгусток болезни небольшим платком, он отложил его на край стола и продолжил.
– Перейдём к сути. Конгресс совета SEC решил, что ты получишь помилование. И вся твоя компашка тоже. Изначально планировалось оглушить вас всех как рыб и закопать без почестей, однако было решено, что вы всё ещё можете сгодиться для пары дел. Но вам нужно будет согласиться на кое-какие условия, а именно…
– Пошёл нахер, – прохрипел Дин, перебивая работника.
– Если не хочешь гнить в своих новых апартаментах дальше, то лучше выслушай меня.
Дин безжизненно поднял взгляд, имея при себе настойчивое желание послать эту служивую шавку во второй раз, однако горло болело слишком сильно, а потому было решено немного попридержать свой лексикон до более подходящего момента.