По краю каменного сердца
Шрифт:
– Ого… Нет, то есть, ого! – Атсумэ пригнулся, чтобы быть на одном уровне с Дином, попутно заглядывая в карман между рукой и головой, чтобы увидеть его лицо. – Серьёзно? Вам же и двадцати нет.
– Да я вот тоже как-то в растерянности… Может, она имела в виду не сейчас? Задел на будущее или типа того. Хотя да, явно не сейчас. У нас даже жилья своего нет. А в моей однушке целая семья вряд ли поместится.
– У тебя двушка.
– Каморка, в которой я дрыхну, за комнату не считается.
– Уф… И что думаешь? Оставишь это дело?
– Да не знаю я! – возмутился парень, резко поднимаясь со стола и тем самым отпугивая Тсу. – Просто не могу решить! С одной стороны, я хочу отомстить за маму, для меня это принципиально, с другой же стороны, я рискую таким образом посеять свою будущую, вероятно, очень даже счастливую жизнь с Каэдэ. Да и вся эта херня… Убийства, кровь, ранения, сон по три часа… Заколебался я знатно. На мне уже живого места нет. Я в некоторых местах уже не гнусь из-за того, что кости плохо срослись. Да и само дело не двигается ни черта. Убиваю кого попало, а не кого надо. За год мы смогли только выйти на банду тех тварей, что прижали нас в поезде. Не знаю я… Как я могу говорить, что люблю маму, если взял и забил на то, что её так бесчестно убили?
– Друг, послушай. Ты же хорошо знал свою маму?
– Ну да… Она мне лучшим другом была.
– Она бы хотела, чтобы ты мстил за неё?
– Конечно нет! Она бы дала мне втык и сказала сидеть на месте.
– Тогда зачем ты…
– Потому что это неправильно. Она просто добрая. Слишком добрая. Тут я согласен с отцом – от таких мразей, которые устраивают теракты, надо избавляться. Я ведь не только для себя и мамы это делаю, в конце-то концов…
– А? А для кого ещё?
– Люди, Атсумэ. Представь, сколько ещё невинных погибнет по чужой прихоти. Представь, сколько потом будет ровно таких же, как я. Никому такое не пожелаю, за исключением этих же тварей, которые это всё и творят.
– Тяжело… – коротко заключил Тсу, складывая руки на груди.
– Да не говори. И ведь хрен самой Каэдэ скажешь, что я просто не могу отступиться.
– Погоди, так она же тоже спаситель.
– Тоже?
– Ты меня понял, не цепляйся к словам. Я к тому, что она должна понимать, какую опасность несут те, от кого ты избавляешься.
– Она-то понимает, но ей не нравится метод. Она хочет, чтобы я был как рядовой полицейский – нашёл, поймал, связал, отправил в тюрячку. Они ж на наши налоги там живут, потом выходят и продолжают делать то, что делали. Ладно, я могу ещё понять такое отношение к мошенникам или нарушителям общественного порядка. Ну, предположим, спизданул какой-то мужик про власть не самые хорошие вещи. Чё, убивать его теперь? Пусть символический штраф влепят и дело с концом, сразу желание отпадёт делиться своими политическими взглядами с кем попало. Иной момент, когда какой-то ублюдок на политической почве создаёт межнациональную рознь, выставляя кого-то крайним. Я сам не любитель всех инако говорящих, но мне хватает ума не устраивать из этого парад мракобесия.
– Так ты националист, что ли?
– Ага, ещё и расист. И сексист, и эйджист, и лукист, и неонацист, и шовинист, и онанист.
– Последнее лишнее…
– Я всё правильно сказал. Нет, серьёзно, я не понимаю, чего вам на английском-то не говорится? Красивый язык.
– Так дело не в красоте, а в корнях. Все стараются сохранить свой быт. Какой смысл, например, мне, коренному японцу, забывать свой родной язык?
– Да потому что уже как почти два века у нас весь мир под одной крышей живёт. Вы своими принципами только создаёте почву для конфликта. Ты ж буквально лишний раз показываешь, что ни черта мы не за одно. У нас неспроста основной язык английский, он очень лёгок в изучении.
– От того, что я знаю японский, на английском я хуже не говорю. Ты же меня понимаешь?
– Тебя-то да. Пусть у тебя и есть акцент, который меня калит, но это ещё херня. А вот в институте у меня есть итальяшка, который английский еле-еле тянет. Почти каждое слово заменяет на своём языке, у него ужасный акцент и невнятные интонации.
– Стой, итальянец? Я думал, что их почти не осталось, как и немцев.
– Ты про «Чистку фрицев»? Понятно дело, что не всех истребили. Вас же, японцев, вообще пощадили. Вы такие зверства творили, что и вспоминать страшно. Недаром же вас корейцы с китайцами терпеть не могут.
– В смысле «вас»? У тебя фамилия японская, Дин.
– Увы. У меня дед-приколист взял фамилию жены.
– То есть твоя бабушка и твоя мама японки?
– Ну да, что не так-то?
Атсумэ в моменте скривил такую рожу, будто ему в рот положили целый килограмм очищенных лимонов, облитых кислотой. И отнюдь не лимонной. В его взгляде было столько непонимания, что, пожалуй, его процент превысил все допустимые значения.
– Что ты на меня так смотришь?
– Ты такой идиот, я диву даюсь…
– Ага, ещё скажи, что я неправ.
– Даже пытаться не буду, ты же упёртый, как баран.
– П’шёл нахер, – отмахнулся одноглазый, делая глоток горячего чая.
– И вообще, мы от темы ушли. Что ты будешь делать-то по итогу?
– А, точно. Да не знаю, подумаю ещё. Может, и правда с Каэдэ посоветуюсь, но это маловероятно.
Атсумэ развернулся к столу боком и вальяжно вытянулся на стуле, попутно раздумывая над чем-то своим. Сделав визуальный круг по кухне, он остановился на Дине и коротко указал на него пальцем.
– А ты, часом, не боишься, что Каэдэ расскажет кому-нибудь о твоих делах?
– Боюсь, конечно. А куда деваться? Тебе ведь я доверился, хоть и совсем не знал.
– Минами бы мне голову открутила, наберись у меня смелости хоть звук по этой теме издать.
– А-а-а… Тогда понятно, чего ты такой тихий. Минами вообще давно с моим отцом работает?
– Конкретных чисел не знаю, но уже больше пяти лет точно. Именно тётя меня к себе затащила.
– А где она была всё то время, пока мы работали?
– Так она же спецагент или около того. Не все работники Оды в курсе о ней. Может, только Рик и Джонни. Да и то не факт. Как я понял, твой отец старается использовать её только в крайних ситуациях, чтобы о ней было как можно меньше инфы, если кого-то из нас схватят.
– Вот оно как… Думаю, она неплохо получает за свою работу.
– Больше Оды уж точно.
– Мне вот почти ни хера не платят.
– Да ну. Я думал, что для тебя деньги вообще не проблема.
– В смысле? – почти не поняв вопроса, уточнил Иватани.