По нехоженной земле
Шрифт:
скалы и исчезали из виду. Птиц было много, но они или скрывались в неровностях, или
сидели так высоко, что рассмотреть их снизу было нельзя. Мы несколько раз поднимали
птиц [226] ради одного лишь удовольствия видеть вокруг себя живые существа. Когда
очередной выстрел поднял особенно большую стаю, Журавлев, смотря на нее, начал
было: «С ружьем здесь можно...», но остановился. Птицы скрылись на высокой скале.
Охотник задумался, — «...очень скоро помереть с голоду», — закончил
Журавлев утвердительно кивнул головой. Действительно, добыть сейчас здесь птиц
было невозможно. Вот летом — другое дело: на льду появятся озера воды, забереги или
разводья, и птицы будут садиться на них для кормежки.
Ветер усиливался. Вблизи скал он уже проносился со свистом. Лед здесь был, как
и раньше, точно отполированный. Палатку поставить было негде.
Мы гикнули на собак и вместе с ветром пронеслись 6 километров к маленькому
островку, где было наше продовольственное депо.
За день прошли 52 километра и на протяжении почти 50 километров засняли оба
берега пролива Красной Армии. Это более чем хорошо. Можно бы со спокойной
совестью перейти к отдыху. Но ветер все больше и больше разгонял облака. Голубой
сектор неба быстро увеличивался. Открылось солнце. Оно-то и отвлекало нас от
отдыха. Была надежда, что в 6 часов утра погода позволит провести утренние
астрономические наблюдения. И мы решили дождаться этого часа.
Долго сидели за нашим праздничным ужином. Он не отличался ничем особенным,
но был сытным, как всегда.
Горячую пищу мы принимаем, как правило, три раза в сутки. Только иногда, из-за
погоды или увлекшись хорошей дорогой, отступаем от этого правила — едим перед
выходом в путь и по окончании перехода, расположившись на ночлег. Я сознательно не
употребляю слов: утром, в полдень, вечером. Солнце светит нам круглые сутки.
Чередования наших переходов и отдыха в основном зависят не от наличия света, а от
погоды. И хотя мы по инерции и стараемся придерживаться привычного распределения
суток, все же нередко завтракаем вечером, а ужинаем утром; спим днем и работаем
ночью. Очень часто ужин и обед у нас объединяются.
После пополнения запасов со склада на мысе Серпа и Молота и с учетом
продуктов здешнего склада мы теперь располагали полуторамесячным резервом
продовольствия. Наш суточный рацион определялся следующими данными: [227]
Таковы цифры. Они маловыразительны. Их необходимо расшифровать, чтобы
сделать понятными не только объем и питательность ваших блюд, но в какой-то степени
и их вкус.
Во-первых, о калорийности нашего пайка. Она несколько ниже, чем обычно
принято в полярных экспедициях. Это снижение сделано нами сознательно. Ведь,
кроме того, что имеется на санях, мы рассчитываем еще и на охоту. Если полярной
ночью нельзя было сколько-нибудь твердо рассчитывать на добычу медведей, то теперь,
весной, мы уверены в удачливой охоте. И мы нисколько не стесняем себя ни в граммах,
ни в калориях, в основном руководствуясь нашим аппетитом, но не суточными
нормами. Да, кстати, нормы эти как будто вполне отвечают нашим потребностям.
Лучше всего описание установившегося у нас меню начать с ужина (он же и
обед). Почти постоянным блюдом у нас является суп «мечта». И лирическое название и
рецепт этого блюда родились здесь, в походных условиях. [228]
Еще в первом походе на Северную Землю мы везли с собой примерно тот же
набор продуктов, что и сейчас. Среди них был особый сорт пеммикана, прославленный
во многих описаниях полярных экспедиций, но нам совершенно незнакомый. По виду
он представлял собой не то пшеничный хлеб, не то очень густую спрессованную кашу.
Это была смесь мясного порошка, жиров, риса, сухарей и... шоколада. Бесспорно, такая
смесь обладала хорошей питательностью, а для приготовления блюда достаточно было
заварить ее кипятком. Это как нельзя лучше соответствовало походным условиям.
Однако первая проба пеммикана пришлась нам не по душе. Когда мы по всем правилам
приготовили блюдо из этого продукта, то увидели перед собой жидкую коричневую
кашицу. Один вид ее покоробил нас. Еще худшее впечатление произвел вкус этой
кашицы. Если смесь мяса, жиров, риса и сухарей была естественной, то основной
компонент — шоколад — был явно не к месту. После первого же глотка заморского
продукта мы отложили ложки и стали обсуждать, что с ним делать. Выбрасывать —
жалко, он действительно был питательным, а есть невозможно. И мы анялись опытом.
Чтобы убить привкус шоколада, мы всыпали в кастрюлю побольше луку и других
сушеных овощей, положили красноармейские консервы, долили воды и поставили на
примус. Когда все это перекипело, мы принялась за еду и быстро опорожнили
кастрюлю. Единогласно признали, что это не суп, а мечта. Так родилось название
нашего излюбленного походного блюда.
Название закрепилось, а составные части «мечты» продолжают меняться и теперь.
Вместо овощей мы часто кладем макароны или добавляем риса, мясные консервы
заменяем свежей медвежатиной, а в сильные морозы добавляем еще солидный кусок