По нехоженной земле
Шрифт:
грузом в нашем снаряжении. Ящик с хронометрами весил 4 килограмма,
радиоприемник вместе с батареями, термосами, антенной и мелкими
принадлежностями — 28 килограммов. Но мы надеялись, что как заботы по
сохранению аппаратуры, так и ее вес впоследствии полностью окупятся точностью
наших астрономических пунктов.
Я выбрался из мешка как раз к моменту приема «ритмических» сигналов.
Слышимость была прекрасной.
В это время вернулся в лагерь Журавлев.
завезти вперед пеммикан. Охотник [220] запряг 14 лучших собак из нашей стаи,
погрузил 300 килограммов пеммикана и доставил его на мыс Октябрьский. Сведения о
дороге были мало утешительными. Всюду лежал рыхлый снег, местами слабым ветром
сметенный в сугробы. На санях Журавлева лежало бревно более трех метров длиной и в
очень хорошей сохранности. Журавлев нашел его вмерзшим в лед. Это была наша
первая находка отлично сохранившегося плавника на Северной Земле,
подтверждающая в данном случае, что льды даже в этом проливе недавно вскрывались.
К утру 27-го боли у меня почти исчезли. Я бросил палку, мог сгибаться и
разгибаться и опять чувствовал себя вполне способным к походу.
Теперь, когда неприятность окончательно миновала, мы стали оживленно
обсуждать причины приключившегося недуга и ставить диагноз задним числом.
Но меня, по правде, уже не интересовал диагноз. «Замечательно, что не вернулись
на базу. Еще лучше, что можно итти вперед, наносить на белое пятно карты четкую
линию очертаний доселе неведомых берегов».
Так думал я. И жизнь была прекрасна. И еще прекраснее казалась Арктика.
После нескольких дней непогоды все вокруг опять выглядело празднично и
нарядно. Облака еще накануне разогнало. Без отдыха светило золотое, незаходящее
солнце. Ночью и днем над нами сияло бездонное, голубое небо. Свежий выпавший снег
искрился и блестел. Темносиние тени лежали у каждого камня, заструга, в каждом
углублении. Следы наших ног вокруг палаток казались мазками индиго. Можно было
подумать, что подошвы наших унтов вымазаны краской и с каждым шагом мы
оставляем ее отпечатки. А следы собак выглядели настоящими синими строчками на
белом атласе. Трудно было оторвать взгляд от этой картины. Любой художник
позавидовал бы чистоте, блеску, яркости и глубине ее красок.
Мороз держался около — 20°, но почти не ощущался. Солнце припекало. Темные
предметы заметно нагревались. Даже камни с освещенной стороны наощупь казались
теплыми. Горсть снега, брошенная на такой камень, быстро исчезала, и вместо снега
оставались, точно роса, капельки воды. Потом и они испарялись.
В 16 часов закончились астрономические наблюдения. В той точке, где стоял
теодолит, установили приметный знак. Использовали для него привезенный
Журавлевым ствол плавника. Основание столба укрепили пирамидой из камней. На
затесанных сторонах знака вырезали фамилии членов экспедиции [221] и буквы «С. С.
З. А. Э.», что означало — Советская Северо-Земельская арктическая экспедиция.
Так был определен наш первый астрономический пункт на самом массиве
Северной Земли. Наша работа на этом участке закончилась.
* * *
В 20 часов мы распрощались с мысом Серпа и Молота и двинулись в глубь
пролива Красной Армии. 28 апреля, в 2 часа, разбили лагерь почти в 30 километрах от
прежней стоянки, под обрывом мыса Октябрьского. Весь путь прошли без съемки, по
прямой, пересекая отдельные мыски и срезав Советскую бухту, так как этот участок
был обследован и заснят нами еще во время первого похода на Северную Землю.
Заброска вперед пеммикана вновь позволила нам итти с относительно небольшим
грузом. Это было как нельзя более кстати. Дорога оказалась отвратительной, хотя и
была красивой благодаря искрящемуся снегу. Во многих местах рыхлый снег достигал
вязков саней, сильно затрудняя продвижение и заставляя собак работать в полную силу.
Я со своей упряжкой пробивал путь и очень скоро начал подумывать о хорошей метели.
Она могла бы подмести рыхлый снег и выправить дорогу. Утешала мысль, что метели
долго ожидать не придется. Погода, правда, держалась удивительно хорошая, но ведь
мы входили в самое узкое место пролива. По мартовскому опыту я знал, вьюга здесь
может разыграться совершенно неожиданно. Можно было надеяться, что и на этот раз
пролив останется верным своему характеру. И если в марте метели досаждали нам, то
теперь одна из них была бы желанной.
Пока же рыхлый снег лежал пушистым ковром на всем пути. Он горел в лучах
солнца, переливался миллиардами цветных искр, утяжелял путь и сильно утомлял
глаза, даже в цветных очках. Но он же давал нам возможность вести некоторые
наблюдения над жизнью животного мира.
По дороге то и дело попадались следы песцов. Как правило, они были парными.
Видно было, что звери бежали или рядом, или друг за другом. Иногда один след шел по
прямой, а другой рядом делал небольшие петли, и изредка там, где зверьки играли, оба
следа образовывали сложный рисунок. Двойные следы и игры зверьков указывали на
то, что для песцов наступило время спаривания.