По нехоженной земле
Шрифт:
на мачту флюгера и махал нам на прощанье, повидимому, своей шапкой. Мы ответили
на его прощальное приветствие и пустили упряжки. База скрылась за возвышенностью
острова...
Около полуночи разбили лагерь в 25 километрах от дома.
Острова Седова давно потерялись из виду. Ледяное поле только на севере
замыкалось куполообразной возвышенностью да на северо-востоке упиралось в силуэт
мыса Серпа и Молота. По всем остальным направлениям ничего не
линии горизонта. На безоблачном синем небе ярко светило полуночное солнце.
Рафинадом голубел снег. Метались сине-фиолетовые тени собак. Ширь казалась
бесконечной. Дышалось удивительно легко.
Лагерь разбили у подошвы одинокого айсберга. Приливо-отливная трещина,
опоясавшая ледяную глыбу, показала, что айсберг стоит на мели, а его очертания
говорили о том, что остановился он здесь много лет назад. За это время он успел
расколоться пополам и кромки трещины обтаяли и округлились. Сугроб у его подножия
напоминал толстое одеяло на ногах зябнущего старика. Но и в старости айсберг
оставался величественным. Наша палатка рядом с ледяной махиной казалась не больше
собачьей конуры перед многоэтажным домом.
На этот раз после распряжки собаки не спешат свернуться в мохнатые клубки и
прикрыть пушистыми хвостами сложенные в пучок лапы и нос. Некоторые лежат на
животе, положив головы на передние лапы, а большинство отдыхает на боку, вытянув
все четыре лапы. Мороз не тревожит их, хотя он довольно сильный. Да и нас мороз
теперь уже мало беспокоит.
Удивительно, как неодинаково воспринимается одна и та же температура в
различное время года и при разных сопутствующих условиях погоды.
Москвич греется на солнышке и радуется теплу, когда весной термометр
показывает 7—8° выше нуля. При той же самой температуре осенью он зябнет, кутается
и ворчит.
Накануне полярной ночи, в пору туманов и сырости, мы изрядно мерзли уже при
15-градусном холоде, а 25° считали крепким морозом. Прошло несколько недель.
Начались зимние поездки. Столбик спирта в термометре чаще и чаще пробирался к 40.
Теперь мы сухой 25-градусный мороз воспринимали [208] уже как благодать, как ласку
Арктики. Это при штиле. Во время метелей — хуже: мы одинаково мерзли и при 25- и
при 35-градусных морозах. Взглянув на термометр, мы нередко мечтали, чтобы 40-
градусный мороз, но только без ветра, пришел на смену 20-градусному с метелью.
Повышенная влажность, туман и особенно ветер способствуют усиленной
теплоотдаче тела, делают более ощутительным мороз. Немалую роль играет и
длительность пребывания на морозе. Одно дело — пробыть на нем час или день и
вернуться в теплое помещение, и другое — переносить его в течение недель, изо дня в
день, из часа в час, и при этом спать на снегу, раздеваться и одеваться на холоде, только
два-три раза в сутки иметь возможность погреть у примуса руки при изготовлении
пищи.
Привыкнуть к сильному морозу нельзя. Можно только научиться стойко
переносить его, уметь сопротивляться, воспринимать его как нормальное, обязательное
и длительное, но все же преходящее явление. Часто это трудно, иногда мучительно, но
всегда, как и всякая борьба, это развивает волю, чувство сопротивления и сознание
собственной силы.
Иногда казалось, что мороз достиг мыслимого предела — замерзла земля, застыл
воздух, окоченело все живое. Но ты идешь и идешь вперед, все ближе к цели, и все
силы природы не в состоянии остановить тебя. И тогда из груди сам собой вырывается
возглас: «Ух, хорошо!»
Таких морозов мы теперь не увидим до следующей зимы. Однако одеты мы пока
что, как и прежде, по-зимнему. Поверх бумажного белья — меховые пыжиковые брюки
мехом внутрь; далее — фланелевая рубашка, толстый шерстяной свитер и меховая
рубашка, последняя — тоже внутрь мехом. Брюки и рубашки покрыты шелковой
прорезиненной материей, которая хорошо защищает от ветра и сырости. Верхней
одеждой Журавлеву служит длинная ненецкая малица, а у меня — эскимосская
кухлянка, доходящая до колен. На ногах у нас — шерстяные носки, меховые оленьи
чулки и пимы из оленьих лап, с подошвой из медвежьей шкуры и толстой, но мягкой
войлочной стелькой. Голову закрывает меховой капюшон, а на руках — рукавицы из
оленьих лап, мехом наружу.
Надо заметить, что обычно меньше всего мерзнет голова. В безветреную погоду
мы, как правило, ездим без капюшонов в самые сильные морозы. Руки чувствуют мороз
сильнее, но их легко отогреть, усилив кровообращение движением или просто растерев
снегом. Сильнее всего страдают ноги, и согреть их труднее, так как долго бежать за
собаками, особенно по рыхлому снегу, невозможно. На обувь и ее сохранность мы
больше всего обращаем внимания. Вообще одеты мы тепло. [209]
Перечень нашей одежды может даже создать впечатление, о громоздкости ее. Но
надо знать качество оленьего меха, из которого сшита наша одежда. Он легок, мягок и
совершенно не стесняет движений. О его теплоте и говорить нечего — более теплого