По нехоженной земле
Шрифт:
подошве столовой горы, которую впервые увидели три дня назад. Оставили собак и
поднялись на плоскую вершину. Анероид показал 345 метров высоты.
По всем признакам, мы приблизились вплотную к водоразделу.
К югу лежал все тот же ледниковый щит. На юго-восток и восток тянулась
широкая равнина, прерывавшаяся несколькими [183] куполообразными вершинами.
Определить доступность пути в этом направлении не представлялось возможным.
Полоса тумана закрывала
Интересная, возбуждающая любопытство картина открывалась на северо-востоке.
В этом направлении, над пеленой тумана, скрывавшего плоскогорье, видны были какие-
то высокие острые пики. К югу они переходили в возвышенности с мягкими
очертаниями, а к северу обрывались крутой стеной. Очертаниями они несколько
напоминали открытый нами мыс Ворошилова. А это позволяло предполагать, что они
расположены на берегу моря.
На карте в этом направлении, на восточном берегу Земли, лежал мыс Берга. Но ни
о каких скалах в районе этого мыса в описаниях участников Гидрографической
экспедиции даже не упоминалось. Кроме того, от нашего местонахождения до мыса
Берга по прямой линии должно было быть не менее 80 километров, а до этих скал вряд
ли могло набраться более 40. Если нас не обманывали очертания скал, мог напроситься
предположительный вывод: море здесь должно глубоко врезаться в массив земли, и тот
небольшой заливчик, который на прежней карте значится под наименованием фиорда
Матусевича, в действительности простирается гораздо дальше на запад.
Решили итти к этим пикам. Близость загадочных скал, предположение найти
около них желанный морской лед и надежда, что на берегах глубокого морского залива
можно обнаружить какую-нибудь долину или речку, впадающую в этот залив, удобные
для передвижения, окончательно укрепили нас в своем решении.
Я взял азимут на скалы. Их острые вершины скрылись, точно видение, едва я
успел засечь их. Ветер стих. Молочно-белая пелена тумана быстро сгущалась,
укутывала перевал. Пока мы спускались к собакам, туман залил всю окрестность.
Некоторое расстояние мы все еще шли по руслу речки, пока оно не разделилось на
несколько мелких ручьев и не исчезло. Теперь мы вышли на плато.
Ориентироваться и выдерживать взятый курс в густом молочном тумане стало
трудно. Впереди пошел Журавлев, я следовал сзади на таком расстоянии, чтобы только
не потерять его в тумане из виду, и тщательно следил за следом передних саней.
Заметив, что дорожка от полозьев начинает изгибаться, я выправлял товарища и снова
все свое внимание отдавал наблюдению за следом. Время от времени мы
останавливались и проверяли курс по компасу. Без таких предосторожностей, не видя в
тумане абсолютно никаких [184] ориентиров, можно вдоволь наездиться по кругу и не
заметить этого, пока не попадешь на свой собственный след.
Плато казалось ровным. Плотный снежный покров делал его поверхность совсем
похожей на гигантский стол, покрытый белейшей скатертью. Ни уклона, ни подъема.
Даже ручьи не попадались. Действительность, конечно, была иной. Перед этим с горы
мы видели, что равнина слегка всхолмлена. Но сейчас все нивелировал туман.
Вероятно, были вокруг и холмы и ручьи, но мы ничего этого не видели. Туман окружал
нас плотной стеной. Журавлев, обманутый кажущейся ровностью пути, решил, что мы
идем по озеру. Он остановился, взял лопату и начал копать снег в надежде найти под
ним лед. Но там попрежнему были буро-красные суглинки. Дорога при таких условиях
казалась бесконечной. Время тянулось медленно. Напряженное старание не сбиться с
курса сильно утомляло.
Только на 21-м километре перехода по убыстряющемуся скольжению саней мы
поняли, что вышли на заметно крутой склон. Уже спускались полуночные сумерки.
Туман стал совершенно непроглядным. Чтобы не свалиться с какого-нибудь обрыва,
решили остановиться.
Утром следующего дня увидели, насколько благоразумной и своевременной была
наша остановка. Туман исчез. Низкая облачность закрывала весь небосвод, но
видимость была хорошей. Слева, на расстоянии около километра от лагеря, виднелась
речка. Несколько далее к востоку она пересекала наш курс. Замеченный нами накануне
вечером уклон вел в ее долину, достигавшую 80—90 метров глубины по отношению к
плато. Само русло речки в районе лагеря и выше по течению представляло узкую щель
в 5—8 метров ширины с отвесными берегами высотой в 25—30 метров. Дальше на
восток можно было видеть, что русло речки несколько расширялось, но зато еще глубже
врезалось в свое ложе. Здесь обрывы достигали уже 45—50 метров. Продолжая путь в
сумерках и сплошном тумане, мы легко могли не заметить обрыва и свалиться вниз.
Река текла на восток и должна была стать нашей путеводной нитью к морю
Лаптевых. Надо было попасть в ее русло, чтобы оно вывело нас на восточную сторону
Земли.
Обследование показало, что сделать это вблизи нашего лагеря совершенно
невозможно. Сплошь скалистый берег с многочисленными снежными наддувами делал
спуск в русло речки недоступным. А если бы мы здесь все же сумели спуститься,