По нехоженной земле
Шрифт:
только затруднили бы себе путь. Ясно, что [185] в узкую извилистую щель русла не
проникал никакой ветер, пласт снега там оставался неутрамбованным. Во время
метелей, несущихся поверх ущелья, снег спокойно оседал на его дно. Все оно было
завалено пушистым белым слоем. Камень, брошенный сверху, погружался легко,
словно в воду. Местами из-под снега выступали огромные валуны, полностью
преграждавшие дно каньона и образующие водопады до 4—5 метров высотой. Русло
было
к востоку, где речка расширялась. Необходимо было найти какой-нибудь боковой
приток с отлогим берегом или подходящий склон, чтобы спуститься вниз.
Около двух часов мы шли и тщетно искали такой спуск. Казалось, что так его и не
будет. Сплошная скальная стена тянулась на всем протяжении. Речка была словно
врезана ножом. Точно назло, на противоположном берегу мы часто видели удобные
склоны. Местность там выглядела странно. Насколько хватал взгляд, все было усеяно
мелкими, лишенными снежного покрова холмиками, напоминавшими большие
муравейники. Они были сложены из какой-то темной, почти черной породы.
Наконец мы нашли небольшой поток, впадающий в речку с южной стороны. Он
разрезал береговую скалу. Выносы потока и продукты разрушения самой скалы
образовывали конусообразную осыпь высотой в 40—45 метров, с углом падения до 45
градусов. В нижнем конце конуса лежал почти метровый, по всем признакам снежный,
уступ. Русло речки достигало здесь ширины 80—90 метров, было ровно, обещая
удобный путь.
Но было очевидно, что удержать сани в 400 килограммов весом при спуске по
такому крутому склону — дело почти невыполнимое. Особенно страшил нижний уступ.
Перед ним надо было доотказа затормозить сани, иначе они могли налететь на собак и
перекалечить их. И все же выбора не было.
Чтобы уменьшить скольжение, мы один полоз на каждых санях обмотали
собачьими цепями. В остальном надеялись только на прочность тормозов да на
собственные силы, ловкость и уменье управлять собаками. Немного помочь нам должен
был и снег, покрывавший склон толстым и плотным слоем.
Спуск был головокружительным. В вихре поднятого снега, со всей силой налегая
на тормоза, мы понеслись вниз... [186]
Первое пересечение Земли
У меня все сошло благополучно. Перед уступом удалось несколько затормозить
бег саней. Собаки, во-время подстегнутые криком, мгновенно проскочили вперед и в
момент прыжка саней с уступа были одернуты вожжой в сторону.
Хуже получилось у Журавлева. На его беду посредине склона под тормоз попал
скрытый снегом камень. Сильный удар передался на бедро.
— Искры из глаз посыпались! Снег показался огненным, — рассказывал потом
Журавлев.
Несмотря на страшную боль, он не выпустил из рук тормоза, но удержать сани
уже не мог и лишь в последний момент также успел одернуть собак в сторону от
несущегося воза. Сани, как с трамплина, низринулись с уступа и, увлекая за собой
собак, свалились набок. Ездок благополучно упал на спину.
— Всякое видел, а вот летающих собак увидел впервые, — изрек охотник,
поднимаясь и морщась от боли.
Охотник шутил — значит, все сошло благополучно. У меня отлегло от сердца. По
всегдашней привычке, Журавлев прикрыл шуткой смущение, чтобы не выдать свое
ущемленное самолюбие профессионального охотника и ездока на собаках. Только
вечером, сидя в палатке, мы признались друг другу, что перед спуском в речку у обоих
было желание отпрячь собак и скатиться на санях, как это делают ребятишки при
катании с гор, или просто спустить сани на веревках. Эта мысль осталась
невысказанной ни тем, ни другим. Почему промолчали, каждому было понятно.
Помешало самолюбие, нежелание уступить перед опасностью.
Речка повела нас на северо-восток. По своему характеру она не отличалась от той,
по которой мы поднимались на водораздел. По существу, это был хотя и значительно
мощнее, но такой же сезонный горный поток, бурный в период таяния снега, мелеющий
по мере исчезновения снежных запасов и, наконец, к осени пересыхающий или
превращающийся в небольшой ручей.
Необычайно интересными были обрывы берегов. Спокойное залегание
красноцветных песчаников, характерных для западной части Земли, кончилось. Их
заменили известняки и другие породы. Причудливые складки образовывали
необычайно эффектные скалы. Рядом с ними лежало беспорядочное месиво, где
отличить одну породу от другой было почти невозможно. Здесь складки были
раздроблены, а сами породы искромсаны и перетерты. Все это говорило о каких-то
[187] мощных геологических процессах, некогда протекавших здесь.
Русло речки, постепенно расширяясь, достигло 100 метров. Снег лежал плотным
слоем. Путь был хорош, и мы, довольные, шли вперед, любуясь редкостными по
сложению скалами. Но вдруг русло, приняв справа большой приток, сузилось сразу до
20 метров, а скалистые берега поднялись еще выше.
Мы невольно остановились перед этими мрачными воротами. Темная, почти
черная 80-метровая скала нависла над ущельем. Наверху с нее свешивался