По обе стороны экватора
Шрифт:
Ниже — заметка, в которой говорится, что два советских агента, являющихся руководителями коммунистической партии этой страны (полностью даны наши фамилии и имена), прибыли несколько дней назад в Гуаякиль и, маскируясь под журналистов, осуществляют здесь целую серию контактов с руководителями Коммунистической партии Эквадора. Не исключено, что эти контакты носят сугубо политический характер с учетом приближающихся президентских выборов.
Далее «Ла Пренса» сообщала, что по имеющимся у нее данным в правительственных сферах уже обсуждается вопрос о высылке упомянутых «элементов» с территории страны, ибо их пребывание здесь, носящее характер «политического шпионажа», представляет угрозу политической стабильности, учитывая повышенную активность «известных представителей коммунистических тенденций», стремящихся к изменению существующего правопорядка.
…Итак, все ясно: распрощавшись с нами несколько часов назад, полковник тут же вызвал репортера «Ла Пренса» и выдал ему эту версию. Бульварная газетка с радостью ухватилась за сенсацию и гневно заклеймила «агентов международного коммунизма».
Мы купили по газете и поднялись к себе. Нам предстояло решить, как действовать в этой ситуации.
Самым простым решением было бы сделать вид, что ничего не произошло: дожить коллеге до завтра, мне — до послезавтра и спокойно разъехаться по намеченным маршрутам, оставив провокацию на совести полковника и «Ла Пренсы». Но если «тихо уехать», та же «Ла Пренса» зашумит, что мы испугались, сбежали, и это лишь подтверждает ее предположение о «политическом шпионаже»… А тогда, глядишь, и другие газеты подхватят утку. Мы размышляем, взвешиваем альтернативы, и у нас созревает решение, оказавшееся, как покажут дальнейшие события, самым разумным и безошибочным.
Мы отправляемся с «визитами вежливости» в редакции трех остальных гуаякильских газет: в «Эль Телеграфо», «Эль Универсо» и затем — в вечернюю «Ла Расой». В каждой редакции мы встречаемся с главным редактором или с тем, кто его замещает. И в каждой редакции мы отнюдь не жалуемся на клевету «Ла Пренсы» и вообще первыми не упоминаем о ее заметке. Мы говорим, что пришли «навестить коллег», «познакомиться с интересным опытом работы вашей уважаемой редакции». Мы пьем кофе, которым нас угощают, и рассказываем о наших журналистских делах. И в каждой из этих трех редакций, естественно, заходит речь о заметке «Ла Пренсы».
И тут я достаю из чемоданчика-кейса вырезки из колумбийских газет, рассказывающие о грандиозном интервью, которое мне дал Президент этой страны, кладу их на стол и, изобразив на своей физиономии выражение крайнего удивления, переходящего в сдержанное негодование, кротким голосом говорю, что вот, мол, уважаемые сеньоры, какие на нашем с вами профессиональном пути могут приключиться занятные парадоксы: в Колумбии, проработав две недели, я собрал богатый журналистский материал и увенчал свое пребывание в этой стране полуторачасовым — обратите внимание, сеньоры, это не я вам говорю, это пишет выходящая в Боготе «Эль Эспектадор»… — полуторачасовым интервью с Президентом, который пользуется заслуженным уважением и доверием во всем мире. И никто в Колумбии не обвинял меня в шпионаже и в иных злонамеренных делах. Вот вырезки из выходящих в Боготе газет, вот опубликованные в них фотографии моей встречи с сеньором Президентом. Вот, посмотрите, здесь пишут: «С главой нашего государства имел вчера продолжительную беседу видный советский журналист…» «Крупный специалист по проблемам Латинской Америки был принят нашим Президентом». Я, разумеется, не настаиваю на точности эпитетов «видный» или «крупный специалист»! Возможно, здесь допущено известное преувеличение. Но, обратите внимание, уважаемые сеньоры: никто в Боготе, включая самого сеньора Президента, не подвергал сомнению мою принадлежность к цеху журналистов! Никто не говорил о «политическом шпионаже» и не пытался подвергнуть меня остракизму за то, что я представляю советскую прессу. Так чем же объясняется странная, мягко выражаясь, позиция ваших коллег из «Ла Пренсы»?
…На следующий день все три газеты вышли с сообщениями о наших визитах. «Эль Телеграфо» и «Ла Расой» даже поместили наши фотографии. Заголовки этих заметок были весьма недвусмысленными: «Два советских журналиста находятся в нашей стране и готовят о ней репортажи» («Эль Телеграфо»), «Два русских журналиста нанесли сердечный визит в нашу редакцию» («Эль Универсо»). А более склонная к патетике «Ла Расой» выразилась категорично и безапелляционно: «Я не шпион, а журналист», — заявил нам русский корреспондент, приехавший в Гуаякиль.
Собрав эти номера, я направил свои стопы в «Ла Пренсу». Меня сопровождал Пепе. Коллеги уже не было: он улетел рано утром.
В «Ла Пренсе» мы с Пепе потребовали начальство.
После некоторой заминки нас принял кто-то из редсовета. Девица в белом фартучке принесла кофе и минеральную воду. Мы гордо отказались от угощения. Мы были сдержанны и молчаливы. Мы разложили на столе газеты из Боготы, рядом с ними положили утренние выпуски гуаякильской прессы, увенчали этот натюрморт фотографией моего рандеву с Президентом Колумбии. И рядом положили вчерашний номер «Ла Пренсы».
После этого я сказал, что очень недоволен недружественным и бездоказательным выпадом «вашей газеты», что был бы крайне разочарован приемом, оказанным мне в Гуаякиле, если бы не солидарность коллег из «Эль Телеграфо», «Эль Универсо» и «Ла Расой». И что мне совсем не хотелось бы прибегать к услугам местной юриспруденции, но если «Ла Пренса» не опубликует опровержения на свою вчерашнюю статью…
— Опубликуем, — сказал директор. — С глубочайшей радостью опубликуем.
Он прекрасно понимал, что я не стану «прибегать к услугам юриспруденции». Для этого у меня, во-первых, не было денег: юриспруденция в Эквадоре, как и во всем остальном «свободном мире», стоит недешево. Да и времени у меня для этого не оставалось, ибо в кармане уже лежал билет на завтрашний рейс «Варига» в Рио-де-Жанейро. Но выглядеть белой вороной, ослом и тупицей директору «Ла Пренсы» тоже не хотелось. И поэтому в тот же вечер, последний мой вечер в Гуаякиле, с громадным удовлетворением я увидел в «Ла Пренсе» фотографию, запечатлевшую меня с Президентом Колумбии. Ту самую, работы фирмы «Фото-Сади». Над снимком была набрана надпись: «Очень жалко, что мы еще так мало знаем друг о друге». И ниже фотографии была напечатана заметка, в которой сообщалось, что редакцию газеты посетил видный советский интеллектуал и журналист сеньор Игорь Фесуненко, который работает в Рио-де-Жанейро, но в данный момент совершает большую поездку по ряду латиноамериканских стран. Он не шпион, не коммунистический агитатор, он — журналист, выполняющий свою профессиональную миссию. О чем, в частности, свидетельствует продолжительная беседа, которой его удостоил, как это видно по публикуемой фотографии, Президент соседней с нами страны.
«Спасибо, сеньор Президент!» — подумал я, взял ножницы и с особым удовольствием отправил в свое эквадорское досье вырезку из этого номера гуаякильской газеты «Ла Пренса». А спустя полгода рядом с ней я подшил и копию очерка «На экваторе в Эквадоре», который был все-таки написан и напечатан в «Комсомольской правде».
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Самые крупные планы
До сих пор речь в этой книге шла о сравнительно простой корреспондентской работе. О работе, которая выполняется в одиночку. Живет журналист в зарубежной стране, выезжает в командировки, собирает информацию, накапливает впечатления, ведет досье, пишет короткие заметки или пространные очерки. И все это он делает сам. «Творит свой подвиг одиноко», как сказал Александр Трифонович Твардовский. Творит без помощников, ассистентов, секретарей и переводчиков. Сам выбирает тему, сам подбирает материал, звонит по телефону, договаривается об интервью, записывает его на магнитофон, потом сам же переводит запись на родной язык, садится за стол и, этакий кустарь-одиночка, стуча по клавишам машинки, «готовит людям свой подарок», рождает в более или менее острых творческих муках очередной шедевр.
Но с 1973 года, когда начальство решило откомандировать меня в Гавану, начался новый, куда более сложный этап моей корреспондентской биографии: отныне предстояло работать не для радио, а для телевидения.
Первое и главное отличие телевидения от обычной прессы заключается в том, что телевидение должно не рассказывать о событии или человеке, как это делает газета, а показывать его. Поэтому в корреспондентских пунктах телевидения работает обычно не один корреспондент, а два: журналист и кинооператор. Журналист ищет темы и пишет текст будущего телесюжета, а оператор — снимает его.
В очерке об одной из корреспондентских командировок по Кубе, который вы сейчас прочитаете, рассказывается о ситуации, далеко не стандартной. Чтобы снять несколько сюжетов для «Международной панорамы», в поездку по центральным и южным провинциям Кубы мы отправились не вдвоем с оператором, как это бывает обычно, а целой бригадой, включая трех кубинских журналистов. О некоторых эпизодах этого путешествия сейчас и пойдет речь, но сначала еще одно замечание, поясняющее название этой главы.
Возьмите в руки кинокамеру или фотоаппарат. Посмотрите в видоискатель: камера бесстрастно фиксирует все, что находится перед объективом. И девочку, прыгающую через скакалку в двух шагах от вас, и почти неразличимый поселок на самом горизонте. Оператор скажет, что эта девочка находится «на крупном плане», а поселок — на «общем». Не нужно быть специалистом, чтобы понять нехитрую истину: хорошо изучить какое-то явление или событие, познакомиться с человеком, ощутить и понять его внутренний мир можно только тогда, когда мы снимаем его крупным планом.