По образу и подобию
Шрифт:
***
Поверхность планетоида корявая, вся в зазубринах, отверстиях кратеров и потеках застывшей лавы. Роджер сосредоточенно отслеживает источник сигнала, задавая направление Винни, уверенной рукой ведущему шаттл по малой орбите.
Темно-матовый воздушный купол, явно рукотворного происхождения, появляется на экранах внезапно, будто вынырнув из-за нагромождения скал, формой напоминающих ночной кошмар художника-сюрреалиста.
Винни с Роджером обмениваются многозначительными взглядами.
— Хм… — пилот задумчиво хмурится, — кажется, кто-то очень постарался, чтобы этот планетоид считали необитаемым. Ну что — снижаемся?
Интуиция Роджера и весь наработанный годами как пиратства, так и службы в
— Снижаемся, — командует он твердым непререкаемым тоном.
Вход в купол они ищут минут сорок — он, разумеется, тщательно замаскирован. И, конечно же, доступ предоставляется лишь на основании пароля и биометрических данным. Приходится вызывать по рации Фрэнка, который удаленно подключается к местному искину и успешно убеждает его принять гостей.
И вот перед пришельцами длинный коридор, тускло освещенный аварийными лампами; безликие белые стены будто смыкаются в зоне видимости, создавая ощущение ловушки. Датчики оценивают воздух как вполне пригодный для дыхания; сняв шлем, Роджер вдыхает запах сырости, гари и свежепролитой крови. У пульта охраны обнаруживаются два мертвых тела — одно с оторванной головой, второе с обезображенным, словно в него плеснули кислотой, лицом. Судя по комбезам с эмблемой «DEX-компани» это не люди, а киборги, что никоим образом не снижает градус потенциальной опасности, а скорее, его повышает, так что дальше по коридору Роджер и Винни движутся по всем правилам — короткими перебежками с бластерами наизготовку.
Попадающиеся на пути двери из бронебойного и огнеупорного прозрачного пластика позволят видеть внутренности лабораторных помещений, что окончательно убеждает Роджера в его версии насчет секретного правительственного проекта. Вот только людей не видать, а кое-где заметны признаки то ли вторжения извне, то ли попыток замести следы во время бегства — разбитые пробирки, опрокинутое оборудование, рассыпанные по полу документы и канцелярская мелочевка.
А потом впезапно происходит нечто, заставившее незваных гостей позабыть обо всем и срочно сосредоточиться на собственном спасении — на размещенных вдоль по коридору электронных табло загорается багровая надпись «система самоуничтожения включена, до взрыва осталось одиннадцать минут двадцать секунд», сопровождаясь истошным завыванием сирены. Не сговариваясь, Роджер и Винни кидаются к выходу; незаметные ранее внутрикоридорные перемычки начинают схлопываться одна за другой, усиливая у пришельцев ощущение ловушки до состояния слепой паники. И, когда до выхода остается всего лишь около пятидесяти метров, Винни успевает проскользнуть в очередную стремительно сужающуюся щель, а Роджер нет. Силач-пилот пытается придержать створки, упираясь в них руками и ногами, но тщетно, и ему приходится вытолкнуть себя наружу, чтобы его не расплющило.
Капитан Роджер Сакаи замирает перед непреодолимым препятствием; собственное прерывистое дыхание и пульсация крови в ушах на миг заглушают вой сирены. Он отстраненно наблюдает, как Винни со злостью лупит кулаками по бронебойному пластику, угадывает, что тот вызывает Фрэнка. Включает собственный комм, слышит голос их навигатора и голос Джилл на заднем плане, но что она говорит не разобрать, а вот Фрэнка, чуть ли не срывающегося на
— … она замкнулась, ясно?! Как только сработала программа самоуничтожения, подключиться к системе стало невозможно! Я же говорил, я предупреждал, что добром это не кончится! На взлом уйдет пара часов, как минимум! Я не виноват! Я не…
Роджер отключает передатчик, на миг прикрывает глаза, представляя себе старую книгу с тисненной надписью на массивном переплете «Юдзан Дайдодзи. Будосесинсю», ровные столбики иероглифов.
«Самурай должен прежде всего постоянно помнить — помнить днем и ночью, с того утра, когда он берет в руки палочки, чтобы вкусить новогоднюю трапезу, до последней ночи старого года, когда он платит свои долги, — что он должен умереть. Вот его главное дело…»
Не важно, как умереть. Возможно, именно так — бессмысленно, бесполезно, не разобравшись в ситуации, не разгадав тайну этого места, никого не успев спасти. Просто умереть, в оставшиеся минуты и секунды мысленно оплакав свою несостоявшуюся совместную жизнь с Полиной, их отпуск, заказанное по инфранету кольцо, их свадьбу, нерожденных ими детей… «Прости, Полли. Прости, что не сдержу обещание».
А в следующую секунду Роджер открывает глаза, в упор глядит на своего пилота и старого друга, продолжающего пинать непробиваемый пластик и переругиваться по комму с Фрэнком.
— Винни… Уходи немедленно. Это приказ.
***
Борт корабля «Аргамак-2», за 6 стандартных часов до описываемых ранее событий.
Размякшая лимонная долька сиротливо скукоживается на дне стакана; Юрий Гибульский машинально тычет в нее чайной ложкой, разглядывая, будто любопытную диковинку.
— Вам неприятно на меня смотреть?
Юрий заставляет себя поднять голову, невольно вздрагивает, встретившись взглядом с собеседником.
Их необычный пассажир… Это оказалось не так-то легко. А Кире было наверняка еще тяжелее общаться с ним, но девочка всегда была смелее и решительнее своего непутевого дяди, вся в отца.
— С чего вы это взяли? — мямлит он, старательно уводя взгляд в сторону, но тот как магнитом притягивается к до боли знакомой морщинке меж темных бровей, опускается на сантиметр ниже и…
Старший брат. С виду теперь младший. Глядит — так знакомо, как будто даже с участием и пониманием. Откуда у этого… существа могут взяться участие и понимание? Нет, Юрий, безусловно, верит, что разумные киборги могут чувствовать так же, как люди. Но почти все их подопечные в ОЗК находятся на уровне детей и подростков, даже самые развитые психологически достигли максимум юношеского возраста, им пока еще сложно понимать тонкости человеческих чувств.
— Это логично. — Гидеон подливает себе чай, отрезает свежую дольку лимона. — Вы долгое время переживали из-за смерти брата, а тут появляется его двойник. Это тяжело, но из этого можно извлечь и пользу. Вы наверняка хотели сказать ему что-то важное, но не успели. Можете сказать это мне, я выслушаю. Может, вам станет легче.
Юрий резким жестом отодвигает от себя чашку, яростно мотает головой.
— Ни черта вы не понимаете. Вы не мой брат и не сможете его заменить. И мне нечего вам сказать.
Тот пожимает плечами, делает глоток с явным удовольствием.
— Вы правы. Конечно, вы правы. Я не ваш брат. Вернее, я не совсем ваш брат. Но, как и он, я люблю чай с лимоном. И помню вкус тех маленьких эклеров, которые он покупал вам в детстве после школы, хотя я никогда их не пробовал. Помню старый велосипед, как я… он катал вас и ваших дворовых приятелей.
Юрий судорожно выдыхает, вцепившись побелевшими пальцами в край стола.
На долю секунды он переносится в прокаленный солнцем, пахнущий зеленью, прогретым асфальтом и машинным маслом миг своего детства и словно наяву видит вихляющий колесами велосипед, облепленный, как обезьянками, галдящей стаей малышни.