По пути Синдбада
Шрифт:
Чинить руль я поручил Питеру Ханнему. Питер и два матроса надули резиновый динги, спустили его на воду и прикрепили к корме корабля. Надев маску и ласты, Питер оставил лодку. Он привязал себя к тросу, тянувшемуся за судном, и двигался вместе с ним. С кормы было видно, как он, погрузившись в воду, возится с креплениями руля. Неожиданно Питер вынырнул рядом с динги и закричал:
— Акула! Помогите мне! Быстрее!
После секундного замешательства двое матросов, оставшихся в динги, помогли Питеру залезть в лодку, что сопровождалось суматошными движениями, в результате чего он потерял один ласт. Излив бурный поток ругательств и немного придя в себя, Питер взволнованно произнес:
— Там акула. Я очищал ножом руль от прилипших к нему морских уточек, когда внезапно увидел акулу. Она плывет за нами в кильватере, поедая этих ракообразных. Не знаю, насколько она голодна, но вполне вероятно, одними уточками она бы не обошлась.
Услышав истошный крик Питера, мы собрались на корме. Действительно, в кильватере нашего корабля плыла примерно пятифутовая акула. То ли она была голодна, то ли любопытна, но только, не испытывая боязни, она не отставала от судна, а иногда даже приближалась к самой корме, проплывая под динги, с которого Питер грозил ей кулаком. Мы оказались в затруднительном положении: Питер успел освободить руль от нижних креплений, и теперь руль просто плыл, увлекаемый кораблем, а лезть в воду было опасно. Джумах попытался поймать акулу, бросив вниз лесу с наживкой, но акула даже не соизволила взглянуть на нее — вероятно, морские уточки ей были больше по вкусу. Тогда я бросил в воду петарду, приладив ее к веревке. Петарда оглушительно взорвалась поблизости от акулы. Рыбина быстро отплыла в сторону, но затем возвратилась, проявляя неуместное любопытство.
Прошло полчаса. Акула по-прежнему плыла следом за кораблем. Потеряв терпение, Питер вызвался вновь полезть в воду и продолжить ремонт руля. Однако это было опасно, и мы пришли к другому решению: Питер продолжит ремонт руля вместе с Диком Дэлли, биологом, присоединившимся к нашему экипажу на Шри-Ланке, а еще один член нашей команды, Тим Ридмэн, будет их охранять, вооружившись этаким четырехфутовым подводным ружьем и плавая между ними и акулой, у которой неизвестно что на уме. Ружье это представляло собой копье с патроном, насаженным на конце. Тиму предстояло, в случае агрессивных действий акулы, изловчиться и ткнуть копьем хищнице в нос. Полагалось, что, встретив препятствие, патрон подается назад, капсюль ударяется о боек, и ружье производит выстрел. Все это мне было известно теоретически, но на практике могло произойти по-иному. Если акуле придет на ум напасть на людей, то, разумеется, нападение это будет стремительным. Попробуй, попади копьем в нос акуле, когда она внезапно ринется на тебя. Видно, и Тим не слишком рассчитывал на копье, и потому, когда Дик и Питер приступили к завершению починки руля, он, решив предупредить нападение, стал громко рычать, походя на сторожевую собаку, чем несомненно привел акулу в недоумение, сбив ее с толку.
С Тимом Ридмэном я познакомился в Суре. Он представлял строительную компанию, возводившую для нас насыпь на выбранном мною месте для стройплощадки. Тим еще тогда выражал желание отправиться со мной в дальнее плавание, но не мог оставить работу и присоединился к нашему экипажу только на Шри-Ланке, став на корабле интендантом. Крепко сбитый, курчавый, в мешковатых штанах, похожих на пижамные, и с неизменной трубкой во рту, он напоминал морячка Папая [69] . На Шри-Ланке к нам присоединились еще два человека: Дик Дэлли, владелец торпеды, в которую, по его разумению, должны были скопом набиваться морские уточки, и Ник Холлис, врач, получивший медицинское образование в Лондоне.
69
Морячок Папай — персонаж мультфильмов.
Пациентов у Ника хватало. Раздражения кожи (на Шри-Ланке нас одолевали москиты), порезы об острые уступы кораллов (при плавании под водой) да и обычные ссадины и ушибы были частым явлением. Большая влажность и воздух, пропитанный соленой морской водой, не способствовали быстрому заживлению ран и болячек. Более других (если забыть о ране, полученной Питером Доббсом в самом начале плавания) пострадал Ибрагим. На переходе от Каликута до Шри-Ланки во время сильной бортовой качки, готовя еду, он случайно ударил себя в лодыжку острым ножом. Рана, поначалу казавшаяся пустячной, неожиданно воспалилась, и Ибрагим на долгое время стал пациентом Ника. Ибрагиму было больно ступать на поврежденную ногу, но он никогда не жаловался на боль и продолжал выполнять свои прямые обязанности, готовя нам превосходную пищу.
Когда северо-восточные ветры утихомирились, нам легче не стало: мы оказались в экваториальной штилевой полосе, ибо «Сохар» снесло далеко на юг, почти что к экватору. Мы очутились за сотни миль от земли, в пустынной части Индийского океана. Да и за то время, что нас сносило на юг, мы не встретили ни одного корабля.
Как я уже отмечал, меня стали тревожить убывающие запасы пресной воды и продуктов питания. Мы могли бы запросить помощь по радио, но я не питал никакой надежды на то, что наше обращение примут. Ведь даже в районе оживленного судоходства, когда в связи с ранением Питера мы посылали в эфир сигналы о помощи, ни одно судно нам не ответило, хотя некоторые из них находились в поле нашего зрения. Впрочем, наш экипаж достойно переносил возникшие трудности. Оманцы вообще не обращали на них внимания. Они верили в свой корабль, в своего капитана и считали, что трудности и невзгоды сопутствуют любому океанскому плаванию. Правда, в отличие от оманцев, европейцы, пожалуй, нервничали. Они замечали, что запасы пресной воды уменьшаются, а обеденное меню постепенно оскудевает. Однако изменить ситуацию я не мог. Мы оказались в положении мореходов времен Синдбада, жизнь которых зависела от милостей океана.
Когда «Сохар» штилевал, работы на судне почти не было, и люди зачастую слонялись без дела. Но однажды и в штиль нашему экипажу пришлось попотеть. 18 марта мы заметили, что у кормы корабля крутится большая стая макрелей. Мусалам кинул в воду лесу с наживкой, поклевка не заставила себя ждать, и на палубе затрепыхалась серебристая рыбка весом около фунта. К Мусаламу присоединились несколько человек, и вскоре около десятка макрелей оказались в принесенной корзинке, что обещало разнообразить наш ланч. Очередная поклевка, но у самой воды пойманную макрель внезапно схватила четырехфутовая акула. Леса натянулась и лопнула. Вглядевшись в воду, мы увидали, что поблизости крутится около двух десятков акул (размером с ту, что порвала лесу), устроивших на макрелей разнузданную охоту. Первым сориентировался Камис-полицейский. Найдя толстую лесу с большим крючком и насадив на него кусок одной из пойманных рыб, которую он разрезал на части, он бросил наживку в воду. Одна из акул, учуяв приманку, понеслась к ней стрелой. Оказавшись возле крючка, акула перевернулась на спину, чтобы приманку было удобнее проглотить, и та в один миг исчезла в ее раскрывшейся пасти. Камис-полицейский подсек и стал перебирать лесу, таща ее на себя. Акула судорожно забилась, почувствовав, что ее вытаскивают из родной стихии. Вода вокруг нее бурлила и пенилась. Камису стал помогать Абдулла, взобравшийся на планширь. Вдвоем они вытащили акулу на палубу. Рыбина запрыгала по палубному настилу, изгибаясь дугой и щелкая челюстями. Абдулла, схватив кофель-нагель, стал колотить акулу по голове, а Камис запрыгал вокруг, оберегая босые ноги и норовя ударить акулу ножом.
Примеру Камиса последовали другие оманцы. В море полетели лесы с наживкой, и вскоре палуба наполнилась пойманными акулами, которые изгибались дугой, подпрыгивали и щелкали челюстями, чтобы вцепиться во что придется. Вокруг акул шныряли взбудораженные оманцы, пуская в ход кофель-нагели, ножи и дубинки, но, стоило им утихомирить пойманных рыбин, как на палубе оказывались другие, только что пойманные. Однако в море акул, казалось, меньше не становилось. Они сновали вокруг нашего корабля и не думали уплывать: вероятно, их привлекал запах крови, покрывавшей палубу. Такого числа акул мне разом видеть не приходилось. В течение многих дней мы не видели в море ни одной рыбины, а тут — надо же! — помимо макрели, большая стая акул — откуда только они взялись?
— Bas!Хватит! — наконец крикнул я, стараясь перекрыть возбужденные голоса разгоряченных оманцев.
Мы поймали семнадцать акул, и теперь мяса, рассудил я, хватит надолго. К тому же мне казалось, что оманцы забыли об осторожности. Одна из акул цапнула другую за хвост, а окажись рядом босая нога матроса, цапнула бы и за ногу.
— Bas! Bas! — громко повторил я.
Оманцы смотали лесы. Теперь им предстояло разделать пойманных рыбин и заготовить впрок мясо. Расположившись на палубе, они приступили к этой работе. Однако случилось так, что в тот памятный день мы не только запаслись мясом, но и пополнили запасы пресной воды. Когда оманцы разделывали акул, на нас с линии горизонта стали надвигаться низкие темные облака. Но шквала не ожидалось, и теперь нам ничто не мешало запастись дождевой водой. Я распорядился взять большой кусок парусины и использовать его как резервуар для воды. Матросы бросились выполнять мое поручение.
Вдали загрохотал гром, засверкали молнии, прорезывая огненными зигзагами темные облака. Но вот по палубе забарабанили первые капли дождя, отскакивая от палубного настила. Затем облака заволокли небо над нашими головами, и дождь хлынул как из ведра. Матросы растянули парусину под гротом, с которого вода стекала ручьями. Один из них наступил на холст, а другие, расположившись по периметру парусины, приподняли ее края, и из образовавшейся впадины оказавшийся в ней матрос, стоя по колено в воде, стал черпать воду ведром, которое по цепочке передавали к грот-люку, откуда воду перекачивали в пустую цистерну. Несмотря на то что все промокли до нитки, люди были довольны. За полчаса мы запаслись водой на четыре дня.