По пути Синдбада
Шрифт:
Мы ушли из Сабанга 7 мая. Перед самым отплытием нам пришлось заделывать щели в днище. Их было немного, и они были узкими, но все же каждые три-четыре часа воду из трюма приходилось откачивать. Щель заделали с двух сторон (подводные работы выполнили наши ныряльщики), используя смазанную бараньим жиром хлопчатобумажную ткань. Течь прекратилась, и мне осталось опасаться лишь одного: не придется ли по вкусу бараний жир вечно голодным крабам, продолжавшим путешествовать вместе с «Сохаром»?
14 мая мы обогнули северную оконечность Суматры и вошли в Малаккский пролив. Холмистая местность на побережье сменилась болотистыми низинами. В проливе тут и там виднелись рыбачьи лодки. Рыбаки бросали в воду связку пальмовых веток с грузом, ждали, когда вокруг нее соберется рыба, а затем, окружив эту рыбу небольшой сетью, вылавливали ее. На наше необычное судно, медленно шедшее по проливу, они смотрели с любопытством.
Вода в проливе у берегов Суматры была теплой и мутной — реки и ручьи острова сносили в пролив донные отложения. У берегов плавали вырванные с корнем деревья, ветки, полузатопленные стволы, во время прилива качавшиеся на волнах. Да и морских обитателей в проливе было немало. Нередко в поле нашего зрения оказывались дельфины, охотившиеся за рыбой. А однажды внезапно всплыл серый горбатый кит. Он поднял в воздух чуть ли не все свое огромное туловище и, как нам показалось, с интересом взглянул на «Сохар», а затем с неимоверным шумом плюхнулся в воду. В другой раз какое-то существо, выставив над водой лишь странно выглядевший тонкий серповидный плавник, долго кружило вокруг нашего корабля. Что это было за существо, не поняли даже наши биологи. К удовольствию Эндрю, нам попались на глаза и несколько морских змей, а Дик и вовсе не остался в накладе. К спасательному тросу, тянувшемуся за кормой нашего корабля, который Дик регулярно осматривал, теперь, по его словам, ежедневно присасывались не десять — двадцать личинок ракообразных, как в водах Индийского океана, а сто — сто пятьдесят, что лишний раз подтвердило: теплый Малаккский пролив является местом активного размножения многих морских существ, обитающих в водах Индийского и Тихого океанов.
Однажды на палубу вышел Ричард с воздушным змеем в руках. На змее он собирался укрепить фотокамеру, чтобы снять «Сохар» с высоты. Зрелище обещало быть любопытным, и потому почти все члены нашей команды, устроившись на планшире, стали наблюдать за действиями фотографа. Подготовив свое детище к запуску, Ричард зашел в туалет, решив использовать это место как стартовую площадку. Однако фортуна в тот день явно не благоволила ему. Сделав неловкое движение, Ричард зацепился плечом за трос, и его соломенная шляпа, в которой он неизменно ходил, упала за борт. Зрители дружно хохотнули. Однако настрой публики Ричарда не смутил. Достав из кармана катушку с лесой, он кое-как закрепил ее на ограждении туалета и привязал змея к лесе, но только, видно, обыкновенным дилетантским узлом, ибо оманцы, доки по части морских узлов, заговорщицки зашушукались. Затем Ричард переместил змея за борт, катушка стала разматываться, а змей подниматься в воздух. Однако Ричард не учел силы ветра. Ветер подхватил змея и стремительно понес в сторону. Катушка бешено завращалась, давая ход лесе. Ричард попытался удержать лесу руками. Куда там! Нейлоновая леса жгла пальцы, и Ричард, заверещав, стал перекладывать лесу из руки в руку, сопровождая эти судорожные движения пританцовыванием на месте, отчего его набедренная повязка поползла вниз и едва не упала к самым ногам, вызвав на планшире непочтительный смех. В это время катушка с лесой упала на палубу и стала вращаться еще быстрее. Ричард не оставлял попытки удержать лесу. Но вот ее конец скользнул между пальцами незадачливого фотографа, и ярко-желтый воздушный змей отправился в свободный полет, устремившись к берегу Суматры (оказалось, что Ричард забыл привязать конец лесы к катушке).
Однако Ричард не сдался: у него был еще один змей. Он вынес его на палубу, прихватив и специальные кожаные перчатки. Таких перчаток у него было несколько пар, и то, что он не воспользовался этими причиндалами при первом запуске воздушного змея, я отнес к его всегдашней рассеянности. Надев перчатки, полуголый Ричард стал походить на Белого Кролика из «Алисы в стране чудес». Однако на этот раз запуск змея прошел успешно. Довольный Ричард стал прилаживать к лесе камеру, что оказалось нелегким и долгим делом. Сначала он поместил фотокамеру в пластиковый пакет, а затем — в диковинную люльку из мангрового дерева, к которой привязал надутый воздушный шарик на случай, если его драгоценная фотокамера сорвется и упадет в воду. Ричард провозился с камерой полчаса, но, когда он собрался поднять ее в воздух, случилось так, что возникла необходимость совершить поворот через фордевинд. Я подошел к фотографу, объяснил ситуацию и, сославшись на то, что бизань-рей при его перемещении вокруг мачты может запутать или порвать лесу, попросил Ричарда подтянуть змея к борту или вообще на время его убрать. Ричард кивнул, и я рассудил, что вопрос улажен.
Экипаж начал выполнять сложный маневр, и о Ричарде и его змее я на время забыл, следя за действиями матросов. Но вот воздушный змей оказался в поле моего зрения. Надо же! Ричард лишь немного подтянул змея, и теперь змей находился с подветренной стороны на пути паруса, перемещаемого матросами на другую сторону мачты. Сообразив, что воздушному змею угрожает опасность, Ричард стремглав подбежал к планширю, к которому его привязал, и попытался развязать узел. Узел, разумеется, не развязывался. Ричард снял перчатки и бросил их под ноги. Тщетно! Узел уперся и ни в какую не поддавался. Парус стал разворачиваться, приводя Ричарда в ужас: змею грозила безвременная кончина. Надо было что-то срочно предпринимать, и Ричард пустил в ход перочинный нож. Он перерезал лесу, да только не там, где нужно: не между узлом и свешивавшейся с планширя катушкой, мешавшей развязать узел, а между узлом и змеем, который тем самым обрел свободу.
В то время корабль шел по ветру, и получивший свободу воздушный змей устремился к носу «Сохара», таща за собой по палубе длинную лесу. За ней вприпрыжку помчался Ричард, время от времени нагибаясь и пытаясь ее схватить, но леса каждый раз ускользала. Наконец Ричард добрался до носа судна, снова нагнулся и даже ухватил лесу за кончик, но удержать ее не сумел — леса упала в море. Тогда Ричард вскарабкался на планширь, растерянно огляделся по сторонам, а затем, к всеобщему изумлению, прыгнул в воду, да еще неудачно — плюхнувшись животом.
— Ричард, отплыви в сторону! В сторону! — крикнул я.
К счастью, судно Ричарда не задело.
— Бросьте ему канат! — оглянувшись, произнес я.
Видно, сообразив, что до змея ему не добраться, Ричард ухватился за брошенный ему трос, и мокрого фотографа подняли на борт. Он уныло смотрел вперед, стараясь разглядеть, где же змей.
— Эй! Да эта штуковина за кормой, теперь плавает, — прогремел чей-то голос.
И в самом деле, воздушному змею, видно, надоело летать, и он приводнился, пропустив корабль вперед. Поймав умоляющий взгляд фотографа, я отправил за змеем Эндрю, нашего лучшего пловца, оговорив, что воздушного змея он подтянет к кораблю на веревке, а веревку привяжет к поясу. Несколькими минутами позже воздушный змей, к радости Ричарда, был поднят на борт. Однако не следующий день Ричарду пришлось пережить новое, ни с чем не сравнимое потрясение. Запущенный змей неожиданно упал в воду перед самым носом «Сохара», где и нашел свой конец (замечу в скобках: к моему немалому облегчению).
От Сабанга до Сингапура, следующего порта, куда я собирался зайти, мы добирались около месяца. Наш переход по Малаккскому проливу быстрым не назовешь. По утрам «Сохар», как правило, штилевал, а во время прилива нам приходилось становиться на якорь, чтобы корабль не снесло к берегу. Днем воздух над Суматрой нагревался, и на западе над гористой местностью появлялись грозные тучи; вскоре в отдалении начинал греметь гром, освещая горы вспышками молний. Затем тучи, перевалив через хребет, нависали над прибрежной низиной, медленно надвигаясь на воды пролива. По вечерам в таких случаях задувал свежий ветер и начинал идти дождь. Паруса оживали, мы поднимали якорь, и «Сохар» устремлялся в темноту ночи.
Ночью налетал шквал, а дождь переходил в тропический ливень. Впередсмотрящий, устроившись у бушприта под навесом из парусины, вглядывался во тьму, стараясь увидеть, нет ли по курсу рыболовных суденышек, а по правому борту — пены, оповещающей об опасной близости берега. Как правило, ливень сопровождался электрическим буйством. Молнии сверкали так часто, что все пространство вокруг «Сохара» оказывалось в огне и невозможно было определить, какая из многочисленных молний вызывала очередной раскат грома, не умолкавшего ни на миг. Временами зигзагообразные молнии разряжались так близко от корабля, что слышался громкий треск, напоминавший щелканье чудовищного кнута, при этом искры разряда летели над кораблем, словно шрапнель, принуждая инстинктивно вжимать голову в плечи.
Восточный берег Суматры представляет собой болотистую низину, куда реки и ручьи острова выносят донные отложения, образуя у побережья илистые банки и песчаные бары. Большинство этих отмелей ни на картах, ни в лоции не указаны, ибо под воздействием приливно-отливного течения постоянно меняют свое местоположение. Сесть на мель — перспектива не из приятных. Кроме того, для нашего корабля, шедшего вблизи берега, представляли нешуточную опасность установленные на сваях многочисленные хибары с крышами, но с открытыми стенами, возведенные на отмелях местными рыбаками, которые с незастроенной стороны этих сооружений закидывали в воды пролива свои сети и удочки. Правда, ночью все эти постройки были мало-мальски освещены, но огни, чтобы приманить рыбу, несли и рыбачьи лодки, и, когда мы шли по проливу, не всегда было можно определить, какие огни освещают лодки, а какие — постройки, установленные на отмелях.