По пути Синдбада
Шрифт:
Не удивительно, что тысячу лет назад арабские мореходы считали Южно-Китайское море наиболее трудным участком пути в Китай. Но шквалы все же ничто по сравнению с чудовищными тайфунами, присущими этому коварному морю. Я надеялся, что тайфуны повременят, а вот арочные шквалы «Сохар» не оставили. Два шквала обрушились на корабль 16 июня, три — 17 июня, четыре — 18 июня, два — 19 июня и, наконец, один, последний, — 20 июня. Мы даже научились определять приближение этих шквалов. Как только на небе появлялись зловещие темные облака, мы знали доподлинно, что приближается шквал, и торопились опустить грот, ибо заменить его было нечем. Мы опасались, что сломается грота-рей, главная «движущая сила» нашего корабля, которую следовало беречь как зеницу ока, чтобы прийти в Китай до сезона тайфунов. Мы хорошо понимали, что каждый лишний день, проведенный в Южно-Китайском море, увеличивает вероятность попасть в тайфун, и потому делали все возможное для того, чтобы поскорее завершить наше плавание. В перерывах между арочными шквалами экипаж чинил паруса. В штормовую погоду мы внимательно следили за кливером и бизанью, под которыми шел корабль, чтобы вовремя выявить даже малейший разрыв. Иногда в такую погоду мы убирали все паруса. Но стоило стихии угомониться, матросы занимали свои места, мы поднимали грот, и «Сохар», развив хорошую скорость хода, устремлялся вперед. Вот пройдено за сутки 90 миль, за следующие сутки — 110, еще за одни — 135 миль (последняя цифра так и осталась рекордом суточной скорости нашего корабля).
19 июня во время второго шквала над «Сохаром» пронесся смерч. Это был небольшой смерч — вихрь, крутящийся столб из водяной пыли, сродни тем, которые иногда — что мы воочию наблюдали — шли впереди надвигавшегося на нас шквала, но каждый раз проходили мимо. Однако на этот раз смерч пронесся прямо над кораблем, и мы стали не только свидетелями феномена, но и испытали его воздействие на себе. До этого смерч был хорошо виден, он двигался метрах в пятидесяти впереди полосы дождя. Смерч налетел на судно примерно со скоростью тридцать миль в час, после чего, вращаясь со скоростью два-три оборота в секунду, прошел по палубе полуюта и ушел дальше, по ветру. Смерч застал нас врасплох, и, когда мы оказались в его спирали, наши щеки чувствительно обожгло, сначала одну, затем тут же другую, и в явственном раздвоении этого мига мы услышали странный высокий свист, раздавшийся в наступившей неожиданно тишине, шум моря и завывание ветра, казалось, на мгновение выключили.
В те тяжелые июньские дни наши люди, вопреки моим опасением, не только не пали духом, а, наоборот, воодушевились. Думаю, сказывалось, что мы приближались к конечной цели нашего путешествия (что воодушевляло людей), да и тяжелая изнурительная работа пробудила в членах нашей команды их лучшие моральные качества, их подспудные силы. Каждый член экипажа работал на совесть, делая все возможное для того, чтобы «Сохар» продвигался вперед как можно быстрее. Матросы помогали друг другу, не забывая подсобить и нашему коку, которого в те дни одолевала морская болезнь.
Сумел отличиться и Ричард, но только по-своему. Ему не раз говорили, чтобы он даже не дотрагивался до тросов, так как нередко из-за его неосторожных движений приходилось поправлять такелаж. Видно, по своей рассеянности он об этом забыл, когда в один из тех дней отправился в туалет, находившийся на корме. В это время у руля стоял Абдулла. Ветер изменил направление, и Абдулла оглянулся и обомлел: Ричард неизвестно зачем прихватил с собой в туалет свободные концы всех штуртросов и привязал их к спасательному канату, тем самым сделав румпель неуправляемым и уподобив наше судно автомобилю, у которого во время движения заклинило руль. Создалась опасная ситуация: судно могло броситься носом к ветру, а лавировать при неподвижном руле немыслимо, и потому возникла угроза поломки рея, а то и мачты. Абдулла, изрыгая на арабском языке проклятия, стремглав бросился к туалету и, оттолкнув Ричарда в самый неподходящий момент, принялся развязывать узел. Ему на помощь поспешали оманцы, другие матросы стали отпускать шкоты, предотвращая опасную ситуацию. В поднявшейся суматохе из туалета слышался голос полураздетого Ричарда:
— Я что-то сделал не так? Неужели корабль тонет?.. Ах, извините меня.
Оманцы отнеслись к Ричарду снисходительно. После того как на судне вновь установилось спокойствие, они в тот день, проходя мимо виновника суматохи, лишь укоризненно качали головой и, вздохнув, приговаривали: «О, Ричард!» Оманцы знали, что настоящего моряка из Ричарда не получится.
Как я уже отмечал, в подпалубном помещении нашего корабля часто стояла сырость, а через днище порой просачивалась вода, да еще в изрядном количестве, так что ее приходилось откачивать. Конечно, такие бытовые условия были малоприятны, и иногда они оказывались не по нутру даже нашим многочисленным «пассажирам» — ползающим, прыгающим, жужжащим, стрекочущим и неизменно прожорливым существам, проникшим на наш корабль еще в Маскате, а затем пополнившим свое общество во время стоянок в портах захода. Возглавляли эту компанию тараканы, тайно проникшие на корабль перед отплытием в коробках с продуктами — да не одни, а для того чтобы, видно, было повеселей, со своими приятелями-сверчками. В Бейпоре тараканы пополнили свои и без того многочисленные ряды; там же к ним присоединились плодовые мушки. Мушки эти за четыре-пять дней размножились в неимоверном количестве и летали роями по кораблю. Правда, некоторые из них, по своему недомыслию, гибли, залетая нам в ноздри или пикируя в кружки с чаем, но от этого число их заметно не уменьшалось. Мушки пропали лишь после того, как у нас закончились фрукты. Вероятно, умерли с голоду.
А вот тараканы не исчезали. Они были повсюду: ими были забиты все щели и закутки, не говоря уже о коробках с продуктами, ставших вотчиной тараканов. Стоило посветить ночью фонариком, и можно было увидеть, как эти всеядные насекомые вольготно перемещаются по палубным бимсам и переборкам. Они до того обнаглели, что ползали ночью по лицам спящих людей. Борьба с тараканами успеха не приносила. Мы их травили инсектицидами, но на смену сложившим голову приходило их многочисленное потомство. Мы даже научились различать тараканов. Одни — розовато-оранжевые — вылезали из убежищ лишь ночью. Другие — красно-коричневые — несли своеобразную вахту днем, а в солнечную погоду грелись на палубе.
На Шри-Ланке пассажиров прибавилось. На судно пробрались мыши, быстро умножившиеся числом и уничтожавшие наши продовольственные припасы эффективнее тараканов. Наконец, на Суматре сообщество безбилетников пополнилось крысами, как оказалось, более тактичными существами. Они, видно, держались своей компании, и мы их видели редко — главным образом ночью, когда они неслись по планширю по каким-то своим крысиным делам.
Более всего нам досаждали вездесущие тараканы, и мы даже с некоторым злорадством относились к тому, что им не по нутру сырость и качка, которой подвергался «Сохар» в Южно-Китайском море. В те дни в трюме постоянно стояла вода, и, стоило кораблю накрениться, тараканам, которым не нравилось мочить ножки, приходилось перебираться повыше, в сухое место. В еще более плохое положение они попадали, когда судно меняло галс. В этом случае вода в трюме перемещалась к подветренной стороне, и всем тараканам, там обитавшим, приходилось менять свое местожительство, совершая настоящий исход. Они ползли вверх по обшивке, перебирались через бимсы, а затем ползли вниз, чтобы обосноваться на наветренной стороне. При таком переходе переселенцы несли потери (ибо на тропу войны выходили наши матросы), но даже и в этом случае число тараканов заметно не уменьшалось.
25 июня мы вошли в прилив между Маккесфилдской банкой и Парасельскими островами, отделяющими Вьетнам от Китая. Настроение у экипажа поднялось. До устья Жемчужной реки (Чжуцзян), на которой стоит Кантон, оставалось лишь триста миль, а обретшие устойчивость юго-западные муссоны вселяли в нас надежду на то, что мы завершим наш переход до возникновения первых тайфунов. Правда, метеосводки, принимавшиеся нами по радио, стращали моряков штормами, но ожидались они в другом районе, вдали от пути нашего следования. Наш корабль уверенно шел вперед, да и как ему было не набрать скорость хода, если его подгоняли дружные возгласы повеселевших оманцев: «Вперед, „Сохар“! Вперед, наш корабль!» Готовясь к праздничной церемонии, которая нас ожидала по приходу в Кантон, оманцы разучивали две песни. Помнится, в одной из них были такие слова: «Горячий привет парням из Китая!», а во второй — «Моряки на борту корабля Оманского султаната поют для вас эту песню». Песню запевал Эйд, другие оманцы ее подхватывали и пели, приплясывая, под аккомпанемент барабанов.
На следующее утро, когда мы шли под полными парусами, нас обогнали два контейнеровоза, направлявшиеся, по всей видимости, в Гонконг. А после полудня, когда ветер внезапно стих и «Сохар» резко замедлил ход, мы заметили за кормой небольшой моторный баркас, показавшийся нам подозрительным, ибо он не был похож на прибрежные рыбачьи суденышки. Вооружившись биноклем, мы увидели, что на палубе лишь мужчины. Глядя на это судно, я вспомнил, что в Сингапуре портовые власти предупредили меня, что в здешних водах можно подвергнуться пиратскому нападению. По самым скромным подсчетам, современных морских разбойников насчитывалось около пятнадцати тысяч. Прекрасно вооруженные, они пользуются быстроходными катерами и в проливах нападают даже на танкеры. Но в основном добычей пиратов становятся небольшие суда: грузы и ценности разбойники отнимают, а команду обирают до нитки.
Конечно, «Сохар» в случае нападения не смог бы уйти от пиратского корабля, оснащенного двигателем. Допуская возможность пиратского нападения во время перехода через Малаккский пролив и Южно-Китайское море, мы готовились к обороне. Три автомата Калашникова, три пистолета и несколько гранат со слезоточивым газом — вот на что мы рассчитывали в случае нападения. Это оружие мы получили еще в Маскате, его отбирал Питер Доббс, посетив оружейный склад. Питер прошел военную службу в парашютно-десантных войсках английской армии и хорошо разбирался в оружии. Под его руководством мы время от времени разбирали и смазывали автоматы и пистолеты, а также проводили учебные стрельбы, используя в качестве целей плавающие предметы: пустые консервные банки, бутылки, коробки. Впрочем, мы и сами могли сойти за пиратов. Половина наших людей носили окладистые черные бороды, на их головах были тюрбаны, а на перевязи у каждого болталось по упрятанному в ножны ножу. Чего стоил один Мусалам! Ухарские усы, волосатая грудь, пронзительный жгучий взгляд из-под тюрбана, надвинутого на лоб, да еще в руках автомат Калашникова — ни дать ни взять настоящий современный пират!