По следам Гоголя
Шрифт:
Осенью 1829 года Гоголь съезжает со своего четвертого этажа и поселяется в таком же четвертом этаже на углу Столярного переулка и Екатерининского канала в доме Зверкова. Это тот самый дом, о котором речь идет в «Записках сумасшедшего».
Герой повести Поприщин смотрит на него и думает: экая махина! Вон куда вымахал! В этом доме живет знакомый Поприщина, он музыкант, играет на трубе.
БЫВШИЙ ДОМ ЗВЕРКОВА НА ЕКАТЕРИНИНСКОМ КАНАЛЕ. Фото автора. 1969 г.
В этом доме суждено было родиться
В стены академии перенесет он действие некоторых сцен повести «Портрет».
Гоголь с детства любил рисование. Он составлял узоры для домашних ковров, которые выделывались в Васильевке, расписывал стены арабесками.[5] Художники — герои гоголевских повестей «Портрет» и «Невский проспект», в их судьбе и образе жизни видны черты их создателя. И Гоголь, как и Пискарев из «Невского проспекта», мечтатель и идеалист, обитатель бедного чердака, мерзнущий в холодном Петербурге и видящий в снах теплое небо Италии. Перед Гоголем, как и перед Чартковым, встает искус славы, известности, искус писать одно и то же, когда критика, как сговорившись после выхода «Вечеров», начнет толкать его на путь малороссийского «жартовника», то есть беззлобного описателя нравов, быта и малороссийской старины, никому не мешающей и всех потешающей.
Но он изберет иной путь.
Он отвернется от блещущего красками юга и обратит свой взор на «пыльную» столицу, он проникнет в петербургские чердаки и углы, где ютятся существа, еще не попадавшие под свет литературы.
Он свернет с Невского в Коломну, этот город в городе, ту часть его, где почти не загораются по вечерам фонари, где ложатся спать в девять, а встают в пять, где обитают ростовщики, вдовы чиновников и иные незаметные существа, которые составляют «осадок человечества».
Какая площадь описана в «Шинели»? Трудно сказать. Но она напоминает «пустыню». На эту площадь ступил с колотящимся от страха сердцем Акакий Акакиевич после пирушки у приятеля. Новая шинель давила ему на плечи и не защищала его, а, наоборот, подставляла под невидимые глаза тьмы, со всех сторон которой грезилась ему опасность, угроза — угроза потерять эту приобретенную ценой половины жизни кошку на воротник.
Пустыней кажется Башмачкину опустевшая площадь, и только где-то на самом краю ее, как на краю света, блестит какой-то огонек.
Или вот еще кусочек прозы Гоголя из начала повести, героем которой должен был стать студент: «Фонарь умирал на одной из дальних линий Васильевского острова. Одни только белые каменные домы кое-где вызначивались. Деревянные чернели и сливались с густою массою мрака, тяготевшего над ними. Как страшно, когда каменный тротуар прерывается деревянным, когда деревянный даже пропадает, когда все чувствует двенадцать часов, когда отдаленный будочник спит, когда кошки... одни спевываются и бодрствуют! Но человек знает, что они не дадут сигнала и не поймут его несчастья, если внезапно будет атакован мошенниками, выскочившими из этого темного переулка, который распростер к нему свои мрачные объятья».
От чувств студента (читай, Гоголя), испытанных на этой дальней линии Васильевского острова, до страшного предчувствия, охватившего Акакия Акакиевича на пустынной площади, — один шаг.
Петербург «Шинели» и «Записок сумасшедшего» не похож на Петербург «Ночи перед рождеством», когда пролетающий над ним Вакула видит сверкающее море огней, груды четырехэтажных домов, сияющих светом окон, а потом, опустившись на землю, ступает на раззолоченную лестницу императорского дворца. Этот новый Петербург Гоголя темен, на его лестницах, ведущих под крыши, пахнет кошками и помоями. Сверкает и горит (да и то лжет своими огнями) Невский проспект, а чуть сойди с него, как некая гробница надежд берет тебя в свои объятья.
Так описана Гоголем Коломна в «Портрете», таковы места обитания Пискарева, Поприщина, Башмачкина. Все его герои живут, как правило, в четвертом этаже, или на «чердаке» (что одно и то же), ниже они не спускаются, потому что ниже — это значит выше. Ниже — уже бельэтаж, о проживании в котором можно лишь мечтать. Так мечтает жить в бельэтаже Хлестаков, мечтает о том же в первой части «Портрета» Чартков.
В доме Зверкова Гоголь жил со своим однокашником Пащенко. Тут они вспоминали Нежин, Украину, здесь устраивались скромные пирушки на вырученный за статейку гонорар. Живя у Зверкова, Гоголь стал печататься в «Литературной газете» Дельвига. Однажды (это случилось 1 января 1831 года) отрывок из его повести «Страшный кабан» появился в ней рядом со стихотворением Пушкина.
П. А. ПЛЕТНЕВ. Литография. 1840-е гг.
А. А. ДЕЛЬВИГ. 1827 г.
В. А. ЖУКОВСКИЙ. Акварель Б. Ф. Соколова. 1830-е гг.
Это была заочная встреча Гоголя и Пушкина. Очная произошла четыре месяца спустя в доме П. А. Плетнева на Обуховском проспекте. Гоголь уже был знаком и с Плетневым, и с Жуковским. Плетнев писал о нем Пушкину, писал о том, что Гоголь по его совету избрал педагогическое поприще, но преуспел и в литературе. Пушкин отвечал, что Гоголя не читал за недосугом.
К этому времени Гоголь успел даже послужить и в департаменте государственного хозяйства и публичных зданий (где состоял в должности писца), и помощником столоначальника, а потом и столоначальником в департаменте уделов, что помещался вблизи Дворцовой набережной, на Миллионной. В 1831 году П. А. Плетнев устроил его учителем истории в Патриотический институт. Институт находился на Васильевском острове, и путь туда для Гоголя был далек и труден.
День в Петербурге начинается рано. У дворников и караульщиков он начинается в четыре утра, когда колокольный звон, зовущий к молитве, будит простой народ. В эти часы запоздалый пешеход еще бежит, возвращаясь с дружеской вечеринки, одинокие дрожки несутся через город, унося заснувшего после бессонной ночи богача, а пастуший рог уже сзывает коров, по мостовой к заставе подъезжают возы с сеном, припасами, посудою, артельные рабочие толпами валят к местам своей работы, крестясь на ходу, заполняются Апраксин, Щукин двор, мастеровые в мастерских разжигают свои горны и отбивают железо. В семь утра за Фонтанкою в Коломне, в Рождественской части и на островах все ожило, а в Адмиралтейской части еще спят — тут отсыпаются после балов, театра, партии в вист. После восьми появляются на улицах собратья Гоголя — чиновники — серый вицмундирный народ с оттенком зеленого, болотного цвета, с папками под мышкой. «Свет» встает в одиннадцать и двенадцать, когда чиновник уже голоден, уже до ломоты болит его исписавшая не одно перо рука.