По следам Карабаира Кольцо старого шейха

Кешоков Рашид Пшемахович

Дараев разделся и последовал его примеру. Он тоже плохо отдыхал минувшей ночью в Орюрте.

Сквозь полуоткрытую форточку вместе с холодным вечер­ним воздухом доносились звуки улицы: голоса, шарканье ног по тротуару, лязг трамваев, но это уже не могло разбудить ни того, ни другого.

... Жунид проснулся от ощущения, что на него кто-то смотрит. Открыв глаза, подскочил на постели. Перед ним стоял Денгизов.

— Здоров же ты спать,— засмеялся Вадим, выходя с полотенцем из ванной.— Я плескался тут вовсю, Шахим Алиханович

пришел, а ты все спишь. .

— Доброе утро!

— Здравствуйте, Шахим Алиханович, вы извините..

— Ничего, я на минутку. Уже половина восьмого. В две­надцать ноль-ноль выезжаем на операцию. Так что будьте готовы... Ну, не буду вам мешать.

Денгизов ушел в свой люкс, а Жунид занялся туалетом. Утро было светлое, солнечное, но холодное. Через окно, вы­ходившее на главную улицу, виднелись синеющие вдали горы в голубоватой морозной дымке.

— Зарос я,— сказал Дараев, разглядывая в зеркало свой подбородок.— Слушай, пока ты будешь принимать душ, я сбегаю вниз, в парикмахерскую.

— Давай.

Поджидая Вадима, Жунид проверил фотоаппарат, заря­дил в ванной кассеты. В дверь постучали.

— Войдите. Не заперто.

— Можно? Извините, что побеспокоила. Час еще ранний, но... видите ли, я была уверена, что вы уже не спите... раз­решите раздеться и присесть? Спасибо. Можно, я положу эти Цветы на столик?..

Шукаев не сразу обрел дар речи. Сняв с себя легкую меховую шубку и повесив ее на вешалку, в кресло перед ним непринужденно уселась молодая брюнетка в шуршащем шел­ковом платье с какими-то блестками. Вызывающе красива была эта женщина. Во всяком случае, прежде Жуниду никогда не приходилось встречать таких. Огромные, слегка подведенные карандашом глаза, яркий дразнящий рот, великолепные, без единого изъяна зубы, волнистая копна иссиня-черных волос и мелодичный низкий голос

Жунид не знал, куда девать глаза. Она сидела так, слов­но явилась, сюда на конкурс красоты. Облегающее фигуру платье с разрезом сбоку, слишком откровенное декольте,— все это едва удерживалось в рамках приличий.

— Кто вы и что вас привело ко мне? — промямлил он наконец, глядя поверх ее головы.

— Я Галина Абастова... У меня к вам великая просьба,— ответила она, вставая и подходя к нему.

У Жунида возникло нелепое желание — повернуться и убежать. Ему пришлось сделать усилие, чтобы остаться на месте.

— Я вас слушаю.

— Ну зачем же так неприветливо? — щебетала она.— Поверьте, со мной лучше быть в хороших отношениях. Еще никому это не приносило вреда...

— Но я...

— Вы были позавчера у моего родного дяди Балан-Тулки-Хана..

— Я не знаю никакого Балан-Тулхи-Хана... Абастова игриво погрозила ему пальцем:

— Ай-ай! Зачем же обманывать женщину? Вы были у него. Вас узнали, поверьте мне. Не сразу, но узнали. Откро­венно говоря, жаль, что вы сбрили усики. Они были вам очень к лицу...

Жунид молча проглотил пилюлю.

— Так вы посетили моего дядю?..

— Да, черт возьми! Но чего вы от меня хотите? Что от меня требуется?

— Молчание,— игриво заглянула она ему в глаза, слег­ка наклонившись, будто специально демонстрируя ему свой пышный бюст, не очень-то прикрытый платьем.

— Как я должен вас понять? — зло переспросил Жунид, чувствуя, что лицо его заливает краска.

— Не говорите никому о беседе с дядей,— проворковала она.— И о том, что он вам говорил... о пистолете Азамата и прочем... Дядя, конечно, понимает, что такие просьбы не выполняются без награды... Он прислал пять тысяч...

— Где же ваши деньги?

— Они — в этом букете,— притронулась она к цветам ярко-красным ноготком, обезоруживающе улыбаясь.

Шукаев, хмурясь, развязал бечевку, встряхнул букет. Изнутри вывалилась объемистая пачка, завернутая в газету. Он задумчиво взвесил ее на ладони и вдруг озорно повел глазами. Теперь он не чувствовал никакой неловкости. Эх, и славно было бы сейчас снять ремень и перетянуть как сле­дует, с потягом, эту самоуверенно-развязную дамочку чуть по­ниже спины!

— Так я могу рассчитывать на вашу скромность? — по-своему поняла она его размышления.

Шукаев по-прежнему молчал. Ироническая улыбка слег­ка тронула его губы.

— А если этого недостаточно, вам стоит только назвать свою цифру... Правда, для окончательного расчета нам тогда придется съездить в Докбух, к дяде... Но это не препятст­вие: я могу сейчас нанять линейку, и мы с вами...

— Не трудитесь,— насмешливо оглядев ее, уже без тени смущения сказал Жунид. Сейчас, когда она так беззастенчи­во и откровенно предложила ему взятку, он не видел боль­ше ни ее молодости, ни ее смазливого личика, ни пикантных деталей туалета.

Перед ним была наглая, распущенная бабенка, которая пыталась помешать ему и его друзьям упрятать за решетку преступников и предлагала за это деньги.

— Как ваше имя и отчество?

— Галина Гибцоевна... Абастова. Я же сказала вам...

— Как вы узнали меня?

Она плутовски прищурилась:

— Вам это не обязательно...

— А все же?

— Когда вы выезжали на заре с Зарахматом из дома Балан-Тулхи-Хана, вас кое-кто видел.

— Ах вот как!..— Жунид насупился и рассеянно отодви­нул от себя деньги.

— Очевидно, нам придется еще раз навестить моего дядю? — по-своему истолковала она его жест.

— Вообще я не вижу причин, почему бы мне поближе не познакомиться с вашим дядей, с Азаматом и его кореша­ми,— вдруг сказал Шукаев, не отвечая на вопрос.

— Они будут очень рады,— приняла это, как должное, Галина.— Да и я... тоже. Они — у отца.

— Кто именно? — спросил он, словно не заметив, что она придвинулась к нему вместе со стулом.

— Азамат и Тау. Кстати, Тау и узнал вас. Они собира­лись ехать куда-то, на раздумали. Ночевали у нас.