По следам снежного человека
Шрифт:
Уступ каменистой осыпи, покрытый снегом ровно настолько, чтобы он служил помехой, спускался гораздо круче, чем мы предполагали, а через каких-нибудь сто метров заканчивался отвесно обрывавшейся пропастью, дно которой дальше повышалось и соединялось с ледником Бхоте-Коси. Нам предстоял примерно трехсотметровый траверс к скалистому контрфорсу, а характер местности за ним оставался для нас сплошным вопросительным знаком.
Анг Дава, твердый на ногах, как горный козел, был послан первым и благополучно добрался до контрфорса. За ним двинулся Джон; достигнув контрфорса, он сбросил груз и медленно пошел назад, на ходу подправляя ледорубом дорогу. Затем отправился Норбу, за ним, не желая оставаться последним, и я.
Я миновал Джона на полпути и осторожно прошел еще шагов пятьдесят, как вдруг неожиданный крик позади заставил
Дальше вид опять казался мало обнадеживающим. Правда, снег на следующем склоне был глубже, чем на предыдущем, но несколько ниже весь кулуар, подобно каналам дымохода, резко загибался влево и исчезал за чудовищной скалой — «жандармом». Что же было дальше — оставалось неизвестным. Первый участок в 36 метров — точно по длине имевшейся у нас веревки — был чрезвычайно крутым. Затем склон стал более пологим и давал возможность совершить еще один траверс ко второму контрфорсу. Анга Даву, опять шедшего первым, спустили на веревке, после чего он начал невозмутимо пробивать путь. За ним спустился по веревке, вырубая по пути ледорубом ступени, его брат Анг Темба.
Вырубание ступеней на спуске представляет одну из самых трудных и утомительных работ при лазанье по горам, так как человек то и дело теряет равновесие. Это и может послужить объяснением тому, что произошло. Анг Темба достиг конца своей ледяной лестницы, находился уже на половине траверса и должен был вот-вот разминуться с Ангом Давой, пытавшимся подправить пробитый им след, как вдруг он потерял равновесие и сорвался. Анг Дава подхватил его, сам потерял равновесие, и оба со все возраставшей скоростью покатились вниз по склону и исчезли за поворотом. Невозможно описать то чувство, какое испытывали Джон и я, беспомощно стоя у верхнего конца веревки и видя, что оба брата обнявшись неслись вниз, словно на горных санях, к неминуемой, казалось, смерти. Трудно передать словами охватившее нас чувство облегчения, когда мы снова услышали, как от души смеялся Норбу, спустившийся вслед за Ангом Тембой по веревке и также начавший траверс. Братья катились с такой скоростью, что на повороте описали широкий полукруг, пролетели вдоль самого края обрыва и благополучно остановились на каменистой осыпи на склоне второго скалистого контрфорса. Правда, Анг Темба потерял свой груз, но так как он состоял из скатанных палаток, то продолжал без всяких повреждений, подскакивая, мчаться дальше, пока не остановился, наконец, у ледника. Ни Анг Дава, ни Анг Темба, по-видимому, ничуть не пострадали от этого происшествия и смеялись громче всех.
Впрочем, некоторые из участников нашей партии, в конце концов собравшейся на втором контрфорсе, пали духом; то были нанятые на месте кули, которые в отличие от наших носивших ботинки шерпов взбирались в тибетской обуви с мягкой подошвой из ячьей кожи. К счастью, предстоявший нам спуск, хотя и довольно крутой, не оканчивался обрывом; для тех, кто пожелал, снова пустили в ход веревку, но большинство предпочло двигаться вниз самостоятельно. Кое-кто спускался, отнюдь не придерживаясь ортодоксальных правил, например наш друг Гьялген — «Джунгли». Его продвижение можно описать как ряд тире и точек; тире были те места, где он дико несся вниз, подчас на одной ноге, а точками те, где он неожиданно садился. Очутившись в сидячем положении, он неизменно медлил с ним расстаться, утирал косой пот со лба и с все возраставшим раздражением бормотал молитвы. Весь спуск, который у альпиниста, идущего налегке, продолжался бы, вероятно, с полчаса, отнял у нас с нашими нагруженными кули почти пять часов. После всех усилий и волнений мы решили дальше не идти и расположились на ночь у восточного ответвления ледника Бхоте-Коси. Мы находились еще в двух днях пути от места, ставшего теперь главной нашей целью — верхней точки перевала Нангпала, где надеялись найти новые следы очередного йети.
Чтобы добраться до Нангпала, Джону и мне предстояло теперь пересечь ледник, у которого мы разбили лагерь, взобраться на расположенную за ним гору, скромную, поросшую травой, высотой примерно в 5200 метров, и спуститься к главной ветви того же ледника на противоположной стороне. Когда мы пустились наутро в путь, это было первое мое знакомство с подобными ледниками. На языке английских альпинистов они носят название «ледники с каменистой тропой» (Stony road glaciers): могу теперь поручиться, что нет ничего хуже на свете для ходьбы.
Слой льда может достигать толщины 60 и больше метров, но поверхность его усеяна камнями и свободно лежащими кусками сланца, так что на каждые сто шагов редко приходится один шаг с твердой точкой опоры. Весь ледник изрыт соприкасающимися между собой трещинами, имеющими подчас глубину до 30 метров. Как и на Дуд-Коси, в воздухе здесь стоит непрерывный рев и грохот падающих ледяных глыб и камней. Для таких неповоротливых людей, как я, каждые двадцать ярдов лазанья по гребням между трещинами могут легко привести к катастрофе.
Для перехода через ответвление ледника ширимой не больше 1200 м, нам понадобилось свыше часа; мы отдыхали под теплыми лучами солнца на покрытом дерном склоне противоположной стороны и смотрели на пройденный нами путь, как вдруг с изумлением увидели две крошечные фигурки, спускавшиеся с седловины. Они оказались Биллом и его шерпом Нимом Тенсингом; выйдя до зари от Танака, они пытались догнать нас. Не подозревая о трудностях спуска, они не захватили с собой веревки, но благополучно добрались до низа опасного участка. Тогда мы несколько раз выстрелили сигнальными патронами Вери, чтобы они знали, где мы находимся, и после полудня группа снова была в полном составе.
Путь по возвышавшейся над нами горе оказался легким, и под вечер нашим взорам открылось внизу глубокое ущелье, по которому и проходит нижняя часть торгового пути из Непала в Тибет, несомненно, одного из самых романтичных в мире. Вечером, когда мы расположились лагерем у тропы в месте, удостоенном на карте названия «деревня Лунак» (два каменных домика без крыш), нам удалось пополнить у бродячих торговцев скудные запасы спичек и керосина. Завтрашний переход, на который неутомимый Анг Дава легкомысленно положил каких-нибудь четыре часа, должен был, по его словам, привести нас к деревне Джасумба, расположенной как раз под ледопадом Нангпала. На самом деле этот путь отнял у меня почти девять часов и под конец я мог по крайней мере считать себя специалистом по ледникам с каменистой тропой.
Вначале мы шли вдоль нижнего края большого обрыва, где потратили несколько минут на попытку поймать пищух.
Дальше оба склона почти сошлись над нами, и нам угрожала бомбардировка глыбами льда величиной с дом, выступавшими над краями висячих ледников по обеим сторонам, и предосторожности ради мы стали двигаться по самой середине ледника. Вскоре я уже едва брел позади всех. Растительность исчезла, и мы находились в ледяном царстве, принимавшем все более устрашающий вид по мере того, как мы приближались к цели. Сераки [41] , в более низких местах достигавшие высоты около полуметра, теперь возвышались над нами на пятнадцать метров и выше и были самых различных цветов, от темно-голубого до бледно-зеленого. Я испытывал смертельный страх поскользнуться и напороться на острые, как кинжал, ледяные иглы, выступавшие на тридцать сантиметров над поверхностью. Один раз я упал и поранил себе руку ледорубом. С чувством облегчения добрался я, наконец, до нашего лагеря, примостившегося на маленькой, грубо высеченной площадке под главным ледопадом. Там посредине ледника мы находились в достаточной безопасности, но провели беспокойную ночь, так как вокруг нас с грохотом мчались вниз лавины, напоминая курьерский поезд, а время от времени раздавался как бы пушечный выстрел, когда две огромные ледяные глыбы сталкивались на лету и разбивались.
41
Сераки — ледяные зубцы на поверхности ледника, достигающие иногда значительной величины и имеющие вид башен, шпилей и т. п.