По слову Блистательного Дома
Шрифт:
Однорогий дядька одним прыжком преодолел разделяющее их пространство и атаковал сразу, казалось, со всех сторон. Его чудовищная секира с гулом рассекала воздух, и вначале показалось, что она везде, и доблестный фавор вот-вот рухнет наземь, порубленный в заготовку для гуляша. Однако яростный напор наткнулся на абсолютно спокойную, выверенную оборону. Однорогий взревел от бешенства, секира заблистала еще быстрее, обрушивая тяжелые, ревущие удары на все сектора обороны нашего друга, но везде на пути этой скандальной дамы оказывалась не менее скандальная Брунгильда и не давала ей добраться
Внезапно Унго тупо открылся. Викинг решил одним ударом закончить затянувшуюся схватку. Секира молнией метнулась к плечу нашего друга, но ни плеча, ни друга в этом месте уже не оказалось. Сделав изящный пируэт, он оказался за спиной своего соперника, Брунгильда описала короткую дугу и плашмя звонко тюкнула по многострадальному шлему однорогого. Тот от подобного хамства замер, а потом неуверенно, но громко шлепнулся наземь. Земля вздрогнула. Зрителям финал понравился, о чем они громко сообщили радостными воплями.
— Это хорошо, Тивас, что ты привел к нам этих воинов. Просто прекрасно. Великан вывел из строя трех моих латников. Да и сам я, честно говоря, не знаю, справился бы с ним, если бы не твоя помощь. А этот воин, похоже, игрался с ним. Ты уверен, достойный Унго, что он убит? — спросил он, подходя к победителю, который даже не запыхался после боя.
Тот удивленно глянул на кавалера.
— А он не убит. И не желал я смерти этому достойному воину. Он хорошо бьется секирой. И я буду порой биться с ним. Ведь должен я знать, как бьются в этой земле на секирах. Некоторые атаки были мне неизвестны.
— Но он наш враг. Он бился с нами.
— Убив его, я не узнаю, сможет ли он стать другом или останется врагом. Убив человека, мы многое теряем. Мне не хочется убивать его. И необходимости в этом нет.
— Но он побил моих людей, — рассвирепел Андрий.
— Значит, им надо больше учиться искусству боя, — невозмутимо ответствовал Унго.
— Не ярись, Андрий, — подошел Тивас. — Двое твоих уже на ногах. А другим придется воспользоваться гостеприимством почтенного Бындура. Мыкыта уже через месяц замашет клинком, а у Гната еще с полгода будет звенеть в ушах. У кого ты покупаешь оружие? Шлем на нем был не очень хороший.
— Так они живы, — явно обрадовался кавалер, — но как? Я сам видел, как он развалил едва не надвое Мыкыту и как полетели осколки башки Гната.
— Ты забыл, кто я?
— Благодарю, благодарю. — Кавалер порывисто схватил Тиваса за руку. — Они мне как дети, — вдруг засмущался он. Странное, доложу я вам, было зрелище.
— Достойный Тивас, — встрял Унго, — я прошу тебя осмотреть и этого воина. — Он указал на оглушенного викинга. — Мне кажется, он ранен. — Под однорогого натекла приличная лужа крови. — И, значит,
— Недостойной! Этот человек разметал половину моего отряда, едва не отправил к предкам меня. Вы же даже убивать его не захотели. Вы невероятный воин. Я горд, что сражался с вами, достойный фавор, плечом к плечу.
— Пойдемте же в корчму, государи мои, — выкатился откуда-то Бындур. — Аргосского у меня уже нет, но я найду чем порадовать таких людей, как вы.
ГЛАВА 27
Мы опять сидели за тем же столом, и опять перед нами стояли наполненные вином кубки, но атмосфера покоя и надежности пропала. Хотя раненых и убитых уволокли, тяжелый дух щедро пролитой крови еще не выветрился. Изрубленные и изломанные лавки и столы уже утаскивали, но стены надолго сохранят следы мечей.
И все же многочисленные сотрудники товарища Бындура проявляли огромную активность, и помещение медленно, но верно начинало приобретать свой прежний медово-аппетитный облик.
Селяне, возмущенные наглостью вломившихся и воодушевленные речью кавалера Андрия, частично отправились вооружаться по домам (оказывается, здесь есть система поочередной мобилизации), а частично, под руководством Баргула, занимались освобождением бойцов Внутренней Стражи от ненужного им теперь снаряжения и последующим погребением этих жертв политических разборок.
Все сидящие за столом были приятно возбуждены. Как известно, у победителей нечасто случается депрессия. Один лишь Бындур уныло поглядывал на разнесенную корчму, очевидно, подсчитывая убытки.
— Не тревожься, друг мой, — положив руку на плечо безутешному кормильцу, проговорил Андрий. — Я возмещу твои расходы.
Лицо Бындура сразу разгладилось и приняло обычное доброжелательное выражение.
— Я, ваша милость, не об убытках думаю, а о крови, что пролилась здесь сегодня. В этих стенах никогда не случалось такого. — Он помолчал. — Тяжкие времена грядут. Тяжкие.
— Не грусти. Сейчас придет наш Тивас и изгонит дух крови из твоего, богами любимого, дома. Да и вряд ли эта кровь сможет зло принести. Пали ведь воины, не колдуны.
— Нет, Хамыц, я не о том. Долго, очень долго люди нашей земли бились друг с другом лишь на ристалищах. И редко до пролития крови. Никому и в голову не могло прийти биться вот так. — Он помолчал, подыскивая слово. — Беззаконно. Эти, — мотнул он подбородком в пространство, — чужие, совсем чужие. Ворваться вооруженными в дом, где дают пищу… — Он беспомощно развел руками. — Не понимаю.
Хамыц с жалостью посмотрел на него.
— Хорошая у вас земля. Плохо будет, если изменится. А чтобы не изменилась, надо погань эту поубить, и все. Ваш этот лорд людей собирает, чтобы этих чужих бить. Ха! И нелюдей собирает. Все вместе пойдем и побьем их. Говоришь, обычай ваш не уважают? Жить захотят и вызнают все обычаи, и уважать их будут, и детям своим, если доживут до них, скажут. В моей земле пословица есть. В чьей арбе едешь, того песню и пой. Хочешь свою петь — пешком иди.
Все заулыбались, вдохновленные предложенным разрешением проблемы. Действительно, что может быть проще.