По слову Блистательного Дома
Шрифт:
— И если ты уже наразвлекался, Саин, то прошу зайти тебя в корчму. Староста сего богоспасаемого села и кавалер Андрий на совет меня и тебя зовут.
Вскоре освеженный двумя ведрами воды, выплеснутыми на меня певуньями (отблеск славы Хамыца лежал и на мне), одетый и щедро украшенный своим арсеналом, я сидел за столом, где уже собрались местные власти. Возглавил сборище мятежников, конечно же, кавалер Андрий. Присутствовал наш кормилец Бындур, крепкий дядька лет пятидесяти с вечноукраинским именем Тарас и пузатый длинноусый старик, с трудом втиснувший себя в кольчугу,
— Вы слышали слово господина нашего, лорда Щарм'Ат. Слушаю теперь вас.
Тот, что Тарас, не по-взрослому легко поднялся встал по стойке «смирно» и открыл было рот для доклада.
— Садитесь, старый соратник, — пресек попытку проявления чинопочитания кавалер. — Мы ныне в квесте, в походе.
Тарас нехотя сел. Очень уж хотелось показать, что есть, так сказать, еще порох в пороховницах.
— В селе нашем три сотни и дюжина домов. Под селом двадцать один хутор. Каждый хутор выставит по одному бойцу в Белую Пехоту, оружного и с припасом. Крикун к ним уже послан. Из села в Белую Пехоту может уйти восемь десятков, оружных и с припасом.
— Не торопись, Тарас. Полевое войско лишь собираем. Возьмем четыре. Мало ли что.
— Что, Хушшар уже рубежи не блюдут?
— Блюсти-то блюдут. Да вот только время нынче больно смутное. Пусть лучше в селе крепкая сила будет.
— Есть в селе сила, кавалер, — гулко вмешался в беседу пузан в кольчуге. — Четырнадцать ветеранов в селе сием землю от щедрот лорда держат. Не оставим мы его в тяжелую годину. А парубки мои? Пять десятков. Кавалерию не удержат, а вот против степных устоят легко. Оружны, доспешны, благодаря заботам лорда. А если Степь, то ведь все на бой выйдут.
— Благодарю тебя, отважный Витольд. И за порыв твой и за парубков, тобой воспитанных. Только нет необходимости всех в огонь бросать. Нет. Лорд под меч зовет. С серыми бы и гоард справился. Но неправильно это. На Землю напали. Пусть и Земля за себя постоит.
Похвастался кавалер. Как есть похвастался. Если, конечно, в этом самом гоарде не одни Ильи Муромцы собрались. Хотя, может быть, смутивший меня термин трактуется и расширительно. Но все-таки.
— Я жду от вашего села четыре десятка тяжко оружных пеших воинов. В большем пока потребности нет, — продолжил Андрий. — И в других селах есть кого взять. Понимаю я. Все хотят долг свой перед Землей исполнить. Но забывать не надо, что и послушание есть долга исполнение. Все. Четыре десятка возьму, — сурово обвел всех взглядом.
Удивительно. Сколько я ни читал о Средневековье, везде руководство населенных пунктов без всякого энтузиазма относилось к идее руководства о необходимости выделения живой силы. Здесь же староста насильно совершенно пытается побольше народу на войну сбагрить. Но с вопросами своими к этим долинным швейцарцам я приставать не стал. Побьют еще.
— А ты, Витольд, тоже без дела не останешься. Кроме парубков своих и стеновое войско в оборот возьми. А то вчера, стыдно сказать, голой стали застеснялись. Пусть уж пообвыкнут.
— Так в доспехе те были, а наши бездоспешны. Вот и смутились, — взвился Бындур.
— Воин на то и воин, чтобы быстро думать, как врага сразить, — поучительно сообщил кавалер. — Столы бы опрокинули и укрылись за ними.
— Добро с припасом. Хватит.
— На слово верю. Но коль промашку в чем дашь, не осуди — война.
— Обижаешь, кавалер.
— Учу.
Меня вдруг легонько тронули за плечо. Я обернулся. Перед нами стояла одна из певуний и теребила фартук.
— Дяденька Саин, вас там дяденька Хамыц кличут. Они с Лесными задрались. Рассудить просят.
— Что случилось, друг мой? — недовольно осведомился кавалер.
— Похоже, мои люди в чем-то не сошлись во мнениях с вашими лучниками. Берет меня беспокойство за безопасность этих стрелков. Не разрешите ли удалиться на некоторое время?
— Конечно, идите, не хватало нам еще раздоров в своей среде. Если нужно — смело зовите моих латников. — Он осекся, вспомнив, что задравшиеся уничтожили большую часть врагов во вчерашней схватке, и величественным кивком позволил мне удалиться.
Во дворе царила добрая такая, напряженная до предела, деструктивная, можно сказать, атмосфера.
Двое зеленых стояли над своими луками, задрав головы в зенит, потому что в межключичные впадины им упирались меч и дага Граика, а третий истерично переводил наложенную стрелу с Хамыца на Унго, с Унго на Эдгара, с Эдгара на Граика и при этом заполошенно орал: «Бросай оружие, я убью его». Причем, кого именно он собирался убивать, было совершенно непонятно до того самого момента, пока в дверях не появился отважный Магистр Ордена Тяжелых Клинков. Появление на театре военных действий нового действующего лица так негативно сказалось на и без того взбудораженной психике лучника, что он таки спустил стрелу. Хотите отгадать в кого? Отгадали. Возьмите с полки пирожок. Смертоносный снаряд со свистом пронзил воздух. Тюкнул в грудь и, пораженный талантами местного кевлара, упал наземь.
Глыбистой молнией метнулся к нему Эдгар и, ухватив за горло, поднял очень высоко над землей, желая, очевидно, заглянуть ему в глаза. Внезапно вознесенный лучник попытался высказать свое неприятие подобным обращением путем размахивания кинжалом, извлеченным из поясных ножен, однако рассерженный гигант сжал руки, кинжал выпал, а лицо приподнятого стало стремительно синеть, явно намекая на недостаток кислорода в легких.
— Стоять, — люто заорал я.
Эдгар быстро отпустил лучника и спрятал руки за спину, всем своим видом демонстрируя, что к происшедшему он не имеет никакого отношения. Отпущенный шлепнулся на землю, перевернулся кверху задом и стал кашлять, массируя горло.
— Что здесь происходит? Граик, уберите оружие, ведь это наши союзники.
Оружие на мгновение растворилось в воздухе, дабы обнаружиться в ножнах. С ледяной, абсолютно аристократической улыбкой на породистом лице Граик предостерег инстинктивное движение зеленых к брошенным лукам, кратко молвив: «Не советую». Дага, мутным кольцом блеснувшая вокруг кисти, подкрепила сказанное.
Сверкнув в мою сторону ослепительнейшей из своих улыбок (всех его улыбок я не знал, но уж больно эта была ослепительная), Граик приветствовал меня учтивым наклоном головы.