По слову Блистательного Дома
Шрифт:
— Сие известно мне, мастер. Но больно уж обстоятельства тяжко сложились.
— Благодарю вас, друг мой, — коснулся плеча мудреца лорд. — Теперь же идите. Вам нужен отдых.
— Так как же это получается, Тивас? Там, в Столице, Великий Маг и Колдун. Здесь тоже Великий Маг и Колдун. Смешно, а? — белозубо блеснул улыбкой Хушшар.
— Постой, побратим, — прервал его веселье лорд. — Объясни, Тивас. Я уже окончательно ничего не понимаю.
И Тивас рассказал все, что знал. А знал он немного.
— То, что в Столице переворот, это уже понятно. Но как же Императрица? Мои люди сообщают, что она по-прежнему во главе Блистательного Дома.
— Твои ли только
— Ты должен объявить харам, побратим. Тебя знают. К тебе прислушаются, — вмешался Урсрих.
В шатре повисло тяжелое молчание. Наконец лорд Шарм'Ат произнес:
— Я не могу. Все естество мое восстает против такого решения. А ты что скажешь, Тивас?
— Но ты можешь собрать Совет Порубежных. Ты лорд. Да, по сути, ты его уже созвал. Только торопись. Пошли гонцов к соседям уже сейчас.
— Ты прав, — согласился повеселевший лорд. Почему-то всегда так бывает. Пока не найдешь решения, в душе покоя не бывает. — А как же ты? — всполошился.
— Мне к тебе нельзя. Я смогу появиться только после решения Совета. Не раньше. Не надо давать лишний повод нынешнему Блистательному Дому.
Как оказалось, даже Великие Маги и Колдуны не могут предвидеть всего. Изменений правил игры, например.
Рассвет застал нас в пути. Опять нас было немного. Но все мы были исключительно в тельняшках. В авангарде колонны гулко звякал когтями по дороге Хайгард, на котором восседал Унго. Весьма недовольный, что ему не дали проявить героизм в давешнем сражении, он со всем пылом начинающего педагога посвящал Эдгара в тонкости рыцарской психологии. Великан ехал на огромном черном, как ночь, звере, которого с большой натяжкой можно было назвать конем. Животинка была трофейная. Ее Баргул раздобыл. Где? Как? Неизвестно. Под утро растолкал спящего великана и сунул ему в руку повод. Любопытнейшая, доложу я вам, метода общения с животными оказалась у ученика Унго. Помер в нем великий дрессировщик. Когда жеребец решил возмутиться сменой хозяина, Эдгар так двинул его кулачищем по голове, что несчастное копытное весьма живо ощутило на себе прелести явления, в моем мире называемого «нокаут». Когда же скотинка пришла в себя, то первым, что она увидела, были несколько яблок, лежащих на лопатообразной ладони Эдгара. Конячка покосилась горделивым глазом, всхрапнула в панике, надо полагать, и взяла мягкими губами яблоко. Так они и подружились. А что? Нормальная мужская дружба.
Внушал Эдгар, сидя верхом на этом куске мрака.
За ними ехала четверка латников, которых в качестве эскорта всучил нам кавалер Андрий. Нормальные такие ребята. Очень жизнерадостные. И очень довольные, что остались живы во вчерашней передряге. Что и праздновали, впрочем весьма скромно, передавая друг другу уже похудевший бурдючок. Веселье путем распевания песни поддерживал Хамыц. Сидел он в седле по-турецки, и было совершенно непонятно, как он еще не сверзился с коня. Бурдюк у него был индивидуальный.
Рядом с ним ехал Граик. Весьма недовольный жизнью. Дело в том, что по прямому указанию руководства, то есть меня, магистру пришлось облачиться в длинную кавалерийскую кольчугу. А его шикарные черные кудри укрывал круглый шлем, забрало которого он вопреки приказу закрыть отказался. Доспех этот тоже явился результатом активной предпринимательско-снабженческой деятельности Баргула. Когда вчера вечером вернулся кавалер Андрий, слегка покачиваясь и облагораживая воздух ароматами вина, к нему сразу с предложением бартерной
— Но они же наши союзники, — возмутился было благородный кавалер.
— Потеряли? Я нашел, — долбанул его азиатской логикой Баргул.
— Полноте, друг мой, я дарю вам доспех, — попытался отбиться Андрий.
— Молодых, как биться, учить будешь? Новый доспех — другой прием, — просветил его друг степей.
Слышали бы вы, как возмущался отважный Магистр Ордена Прямых Клинков, когда я предложил ему облачиться в доспех. Представили? Вы ошибаетесь. Только хамское злоупотребление авторитетом заставило его надеть эти «презренные железки». Не надо — не надо. Я ведь арбалет опробовал. Весьма даже да. Бездоспешного в клочья порвет. В мелкие. А личный состав беречь надо.
Далее двигался трофейный эскорт. Две лошадки везли носилки с одним из мэнээсов. Оказалось, что плюха по голове секирой и последующий высокоинтеллектуальный разговор с Тивасом оказали разрушительное воздействие на молодой, неокрепший организм начинающего ученого. Растеряв свою академичность, он ехал лежа. С сожалением должен заметить, что, наплевав на гаагскую конвенцию «О гуманном обращении с военнопленными», мои спутники бессовестно заковали его. Возможно, они ничего не слышали об этой договоренности. А я, как воспитанный человек, не считал возможным указывать им на пробелы в образовании. А все честолюбие. Ну не окончил мой дедушка университет. А я вот зато себя человеком интеллигентным почувствовал сразу. С рождения.
Второй столп неведомой дымоиспускательной науки, которого пленил я, обрушив на него свой мощный организм, ехал верхом рядом с Тивасом, который развлекал его веселой разведбеседой. Ноги у него тоже, кстати, были скованы. У жеребца под брюхом. Ах, вы насчет физиологических отправлений? Так на то он и маг, чтобы терпеть.
Сзади тяжело бухала конечностями в дорогу рудокопная пехота. А рядом с ней шествовал новоявленный воинский начальник. Я то есть. Кстати, приятное ощущение — ходьба пешком. И по заднице ничего не бьет. И бастард плечи не оттягивает. Я его на коня навьючил. А вот рудокопы нет. Не пожелали со своим оружием расставаться.
— Мы без сбруи, как без кожи, — просветил меня Саугрим. — Ты сможешь нас понять, лишь побывав в подземьях наших. Чудны и прекрасны подземные чертоги, но пути меж ними таят немало опасностей. Еще отцовичи завещали нам беречься от нападений внезапных, и следуем мы заветам древних, — рассказывал он мне, отминая чудовищными пальцами стальной нагрудник, подобранный на поле брани. Регулярно останавливался, прикладывал результат трудов своих к моей мощной фигуре и, оставшись недовольным, продолжал мять дальше.
— Вкупе с кирасой сией станет доспех твой надежнее. Но все же помни об опасности ударного оружия. Жаль, не так силен ты, как наши мужи, иначе уговорил бы тебя я принять такой доспех, как у меня. — И он гулко бухнул по прекрасной работы кирасе, прикрывающей его мощный торс.
Я подглядел: эта штуковина была в палец толщиной. И порадовался, что не так могуч, как мужи подземных рудокопов. А то ведь навьючили бы. Как пить дать.
И все же сколь груб и неотесан мой новый оруженосец. Я лишь сказал ему позвать Баргула, он же заорал так, что даже Хайгард испугался.