По слову Блистательного Дома
Шрифт:
Но что непонятно, как подкрадывается Баргул. Верховой, но стука копыт не слышно. Не конь у него — кошка.
— Здесь я старший, Унго.
И не желает ведь паршивец обращаться как положено. Но воин отменный. И стрелок, каких мало.
— Отправься, друг мой, к нашему фавору и скажи, что сейчас придется идти нам по распадку, чрезвычайно к засаде располагающему. К неожиданностям готовым быть стоит заранее.
— Скажу сейчас, старший Унго, — унесся.
Предчувствие, к сожалению, не обмануло. На другом конце распадка показался строй конных и неторопливо двинулся в нашу сторону. Немало. Те самые, с кем не удалось помериться
Какая приятственная, судари мои, неожиданность. В самом узком месте долины радостно суетилась веселенькая толпа встречающих. Яркая блестящая шкура доспехов, многоцветье бунчуков, щедро украшенные кони. Плащи узорчатые вьются. Красота. И колко блестящие острия длинных тяжелый копий, и мрачная чернота треугольных щитов. Выцеливающие для удара место недобрые взгляды сквозь прорези шлемов. В общем, встречающие эти выглядели, конечно, живописно, однако эмоции вызывали двусмысленные.
Как уже упоминалось выше, руководящие мои функции заключались в осмыслении и творческом разрешении задач стратегического характера. По мелочам мы не работаем. Только благородное общее руководство. Вопросы же тактического характера я бессовестно, но разумно переложил на хрупкие плечи товарища фавора. Именно поэтому, когда раздались его нежные, человеконенавистнические команды, отдаваемые приятным фельдфебельским рыком, и оторвали меня от высокомудрых размышлений, я понял, практически прозрел. Гениальные менеджеры вроде меня — это да. Хай-фай. Высокий класс. Наше недавно родившееся боевое подразделение действовало как хорошо смазанный и отрегулированный механизм. Причем практически без моего участия. Тоже непорядок. Личный состав должен знать своих героев. И только я собрался личным присутствием простимулировать своих соратников на боевые подвиги, как мудрый Унго проявил-таки политкорректность. Веселым колобком сыпал ко мне мастер на все руки Баргул.
— Самый старший, там люди какие-то дорогу заслонили. Убьем давай, а? Едем скучно.
Больше, чем кровожадность этого бойкого тинэйджера, меня поражала только его хозяйственность, ну и, пожалуй, совершенно гипертрофированная предприимчивость.
— Да погоди ты. Не торопись. Ах, да. Лук достань.
— Можно, да? — обрадовался конный скаут.
— Ну у тебя же теперь фирман есть.
— Бумажка? Есть-есть.
— Вот и достань, и носи на виду.
— Бумажку?
— Лук, балда.
— Ай, спасибо, самый старший, — обрадовался.
Я взгромоздился на коня. Почему взгромоздился? Да вот так вот, знаете, раз на раз не приходится. То как птица взлетаю… А бывает тоже как птица, но не летающая. Пингвин, например. Или страус. Хорошо хоть конь умный, привык ко мне уже. Знает, что от меня порой польза случается.
Унго — человек суровый и мудрствовать лукаво не стал. Строй он застенчиво возглавил сам, поставив себя любимого, верхом на Хайгарде конечно, во главе очень скромного в количественном выражении, но мощного духом кавалерийского клина. Совершенно, кстати, обоснованно. Чего-то более выдающегося в плане пробивания преград в этом мире, чем этот боевой тандем, я, например, не знал. Эксперт-энциклопедист Тивас тоже. Сзади, чуть правее,
Мы с Граиком, по гениальному замыслу нашего военного лидера, должны были изображать среднюю кавалерию. Задача перед нами была поставлена простая. Дорубать рассеянных и потоптанных. Поместившийся между нами Баргул должен был выполнять функции и легкой кавалерии, и конно-стрелковых подразделений. Замыкали наши построения те самые четверо латников, что еще совсем недавно мирно пьянствовали, злоупотребляя отсутствием прямого руководства.
Сопровождавшие нас рудокопы решили привнести новое в развитие местной военной науки. Они собрались атаковать. Именно в пешем строю и именно кавалерию.
— Велик долг сих людей домам нашим, — небрежно проинформировал меня Саугрим.
И, как воспоследовало из его дальнейшего повествования, прецеденты были. Когда же я вспомнил их атаку, сомнения мои начали таять подобно утреннему туману. Непонятно было лишь одно. Как они умудрялись догонять отступающую кавалерию.
Почтенный клирик, гуру Сергей Идонгович Тивас, как единственный бездоспешный, был оставлен на хозяйстве. Присматривать за имуществом и охранять пленных.
От строя рогоглазых отделился всадник и, не торопясь, поскакал в нашу сторону. Остановился на полдороге.
— На переговоры зовет, — догадался Унго. — Прошу вас, аладар.
— Опять я?
— А как же, — удивился он. — Ведь вы наш вождь. Герой битвы у Ненужного Дола.
Никогда я не любил излишнюю популярность. Но как известно, птица-слава не спрашивает. А парит. Прямо над головой парит, зараза.
До переговорщика доехал я быстро, занятый в основном тем, чтобы сдержать скакуна своего резвого. Он стрелой, стервец, домчал почти выпавшего из седла меня к парламентеру. Кое-как утвердившись на спине своего энергичного транспортного средства я сделал дяде «здрасте».
— Ягдхистар малого журавля. Овас — имя мое, — пролаяло из-под шлема.
— Очень приятно, — порадовался я за человека. Ведь для многих карьерный рост — это очень и очень серьезно.
— Мой журавль направлен на поиски воинов, заплутавших после битвы у Ненужного Дола. Не встречал ли ты таких?
Я с абсолютно чистой совестью ответил:
— Нет, ягдхистар, не встречал. — Ведь вряд ли наших пленных можно было назвать воинами. Конкретнее вопросы надо ставить.
— А что за люди в твоем отряде? — продолжил неприличные приставания рогоглазый. В голосе его звякнул металл.
Вот же нудный какой! А я вот тупенький. Если вы еще не обратили внимания, то мы с Тивасом в розыске. При этом многомудрые псевдонимами обзавестись не озаботились. Делать нечего. Будем качать права. Я напряг шею. Физиономия послушно покраснела.
— По какому праву!? — зашипел я.
— Не горячись, отважный. — Скорее уж истеричный. — Мы здесь по Слову Блистательного Дома. И не желаем вражды, — стал он меня успокаивать, старательно стараясь разглядеть, кто это там у нас в обозе такой связанный. В щели забрала довольно блеснуло. Углядел, злыдень.