По старой дороге далеко не уйдёшь

Сорокин Василий Николаевич

— Не надо!

Он не знал, какой ей верить: той, всей вспыхнувшей от одного его прикосновения, или этой, отталкивающей.

Она стала поправлять волосы перед зеркалом. Вытащила из шкатулки шпильки и, беря по одной, ловко закрепила ими прическу. Он сидел на диване и смотрел на нее. И не так, как пятнадцать минут назад, готовый забыть обо всем на свете, а как-то по-иному, отрезвляюще. Наташа подошла к столу, налила ему и себе.

— Как работаешь на заводе? — как ни в чем не бывало спросила она.

— Обычно, — ответил он ровным голосом.

— А отдыхаешь?

— Тоже обычно.

— Обычно, обычно… Звучит как обычно! — рассердилась

она.

— Хорошо — необычно. Устраивает? — с раздражением сказал он.

— Злой какой!

Она отошла к окну, завела радиолу и примирительным тоном позвала его.

— Иван, давай танцевать, а?

Зазвучала музыка, медленная, томительная.

Наташа подала ему руку, он волнуясь поднялся, и они пошли под круг абажура. Он заглянул в ее огромные, зовущие глаза, она прижалась к нему.

— Бо-рис! — вдруг прошептала она.

— Борис? — он отшатнулся.

— Дурачок, — она снова прижалась к нему. — У меня нет никого на свете, один ты.

— Рассказывай! — он решительно отстранил ее от себя.

Она растерянно и как-то виновато поглядела на него.

— Так… Вырвалось у меня… Не придавай значения. Это было давно, теперь никого нет.

Он круто повернулся, снял с вешалки пиджак.

— Ты еще придешь? — со слезами на глазах спросила она.

— А почему ты думаешь, что я не приду?

— Почему? — Она пожала плечами. — Сам знаешь почему.

— Значит, не только я знаю, но и ты?

— Не думай, что тащу к себе, — она гордо подняла голову. — Хочешь — приходи просто так…

«Просто так… Я усложняю, она упрощает», — он вышел, хлопнув дверью. По дороге домой думал: «Я для нее не случайный человек, она для меня тоже. Я любил ее. Сейчас вспыхнуло что-то другое… Вспыхнуло и погасло. И все-таки я должен к ней прийти, должен».

И он действительно собирался к ней, но как-то все откладывал с одного вечера на другой.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Проснувшись, Никанор Никанорович встал с постели, сделал традиционную утреннюю зарядку — помахал руками, подвигал ногами, несколько раз согнулся и разогнулся и стал собираться на работу.

Заглянув в мастерскую и отдав необходимые распоряжения, отправился к своему непосредственному начальству. Поднялся на второй этаж главного корпуса, остановился у двери, поправил галстук, одернул пиджак и с волнением вошел в просторный кабинет главного инженера. Голубев сидел за письменным столом, к нему был приставлен другой стол, длинный, покрытый зеленым сукном, вокруг него стояли стулья. Кочкарев присел на один из них и раскрыл свою пухлую папку. В ней лежали многочисленные заказы, поступившие от лабораторий и технических отделов на текущий месяц. Просмотрев план их выполнений, он решил действовать по-своему: часть заказов перенес на следующий месяц, а вместо них включил более важные работы — конструирование приборов. Так как приборы были сложные, мастерской предлагалось вначале сделать один прибор, испытать его, а уж потом приступить к изготовлению двух следующих. Но Никанор Никанорович включил в план сразу три. Ему хотелось снова напомнить о своих организаторских способностях.

Он вынул из папки составленный план и изложил его суть Голубеву. Доверяя Кочкареву, тот не стал возражать, однако с лица Никанора Никаноровича не сходило выражение озабоченности.

— Разрешите еще один вопрос? — обратился он к Голубеву.

— Пожалуйста, — сказал тот.

— Я взял на себя большую программу, — начал Никанор Никанорович, стараясь подчеркнуть важность своей инициативы. — Могут возникнуть трудности. Чтобы справиться с ними, надо располагать хорошими кадрами, а у меня их мало, вот я и хотел спросить: могу ли я надеяться на пополнение коллектива?

— У нас сейчас затруднение со штатными единицами, — задумчиво ответил Голубев. — Но, думаю, можно будет кое-что сделать.

Удовлетворенно кивнув, Кочкарев сложил бумаги в папку, сунул ее под мышку и, обогнув стол, задержался возле Голубева.

— Николай Иванович, но у меня есть такие рабочие, вместо которых я предпочел бы взять новых. Так лучше будет.

Голубев беззвучно засмеялся.

— Если действительно такие окажутся, мы что-нибудь придумаем.

Никанор Никанорович в знак согласия почтительно наклонился.

— Разрешите идти? — отчеканил он по-военному.

— Ступайте.

Шел дождь. Асфальтированный двор института буквально утопал в воде. Никанор Никанорович, разбрызгивая лужи, пробежал к себе в мастерскую и, остановившись на пороге, шумно выдохнул воздух.

В мастерской каждый занимался своим делом. Молоденькая чертежница Галя Иванова увлеченно покрывала лист ватмана линиями и штрихами. Ее тонкие узкие руки послушно двигались по чертежной доске. Кочкарев, скользнув взглядом по ее стройной фигуре, подвинул к себе телефон и набрал номер начальника электроотдела. В ожидании, пока кто-нибудь подойдет, он продолжал смотреть на Галю — последнее время она все больше привлекала его внимание. К телефону никто не подошел, и Никанор Никанорович положил трубку.

В слесарной двое рабочих сверлили бруски железа. Станки работали на быстрых оборотах, создавая непомерный шум. Куницын монтировал на полу огромный железный шкаф для холодильной установки. Шкаф громоздился поперек всей мастерской и загораживал проход. Никанор Никанорович, недолго думая, обхватил шкаф обеими руками и попытался приподнять его.

— Уйди! — не своим голосом крикнул он на стоящего рядом Куницына. Шкаф подался и, оставив на полу черту, повернулся на девяносто градусов.

За верстаком работал Буданов. Он быстро зажимал деталь в тисках, делал несколько энергичных взмахов напильником, освобождал ее, мерил штангеном, отбрасывал в сторону и брался за другую. Куча необработанных деталей таяла. «Этак он может совсем не прибегать к штангену», — подумал Никанор Никанорович, удивляясь глазомеру слесаря. Вообще, Буданов ему нравился. Кочкарев ни разу не видел, чтобы тот стоял без дела. Даже когда курил, не бросал работы. Никанор Никанорович хотел сблизиться с ним, но пока этого не получалось. Сейчас ему снова захотелось поговорить с Будановым, и нужен был повод. Вспомнив о переконструированном кронштейне, он решительно подошел к Буданову и велел ему сходить в кабинет, взять у Гали чертеж.

Иван ушел и минуты через две вернулся с большим листом ватмана. Никанор Никанорович подвернул лист и положил его на верстак.

— Вот здесь я изменил деталь, посмотри, как вышло.

Буданов внимательно присмотрелся к рисунку. Конструкция кронштейна в сущности оставалась прежней, были только добавлены для красоты различные вырезы, что очень усложняло работу.

— Мне больше нравится прежний вариант, — сказал Буданов, — он проще. Техника не терпит ничего лишнего. И потом, какая была необходимость железо заменять латунью? Бессмысленно тратить цветной металл, — добавил он, заметив, что на чертеже слово «сталь» зачеркнуто и заменено словом «латунь».