По ту сторону черной дыры

Беразинский Дмитрий Вячеславович

Рядом топчется молодой Кароль Войтыла и нервно мнет в руках священный шнур. Возле него, сверкая новеньким обручальным кольцом, стоит Паша Ангелина в промасленной фуфайке и таких же шароварах. Внезапно Алексий II обращается к полковнику:

– Молодой человек, у нас в Трансильвании крестятся левой клешней. И вообще, вы в Храме Божьем – наденьте шлем!

Кто– то подает ему блестящую немецкую каску с надписью «Феррари» и шишаком, на конце которого укреплено распятие. Иисус ему подмигивает…

Полковник проснулся в холодном поту и остаток ночи читал старые

номера «Правды», невесть зачем хранящиеся на антресолях.

Вспомнив ночной кошмар, командир вздрогнул. Заметив это, келарь подлил ему пива и воркующим голосом стал рассказывать о грядущем празднике Троицы. Это немного встряхнуло Норвегова. Он трезвым орлиным глазом оглядел своих подопечных и молодецким голосом гаркнул:

– Не о праздниках, щучьи дети, думать надо! Окаянный Иссык-хан идет на землю нашу!

Игумен подавился пивом. Брат Никодим испуганно хрюкнул, отставил кружку и благовоспитанно перекрестился.

– Проклятые кочевники! – застонал отец Афанасий, – не хотят оставить в покое нас! Нам… Вам под силу с ними справиться?

Полковник горько усмехнулся.

– Под силу… Не под силу… Вы думаете, приятно иметь на совести несколько тысяч человеческих жизней? – старец с негодованием встал.

– Вы считаете людьми тех, кто ради наживы сам убивает? Священное писание, не возражаю, учит подставлять другую щеку, но не призывает отдавать на заклание всю семью!

– Полно, святой отец! Мы того же мнения, хотя и в несколько натянутых отношениях с вышеупомянутым писанием. Все-таки мы с ними не в орлянку играть собрались, а бить по обеим щекам, да поддых, да еще и ногой под зад, чтобы дорогу сюда забыли. Важным моментом стало бы то, чтобы вы со своей стороны освятили, либо как это называется, окропили тех, кто пойдет в бой. Ребята мои хоть и далеки от бога, но лишняя психологическая поддержка им не помешает. А если кто, не приведи господь, погибнет… Чтобы все было как положено! Это можно устроить?

– Не приведи Господь! – воскликнули оба монаха, а игумен сказал:

– Пошто нас обижаете? Это ведь наша обязанность, и священный долг, как говорят ваши воины. На кой мы тогда вообще есть?

– Простите, святой отец, – виновато склонил голову Норвегов, – в нашем мире священнику нужно за это заплатить, и заплатить неплохо.

Отец Афанасий дико сверкнул очами и с силой, которую невозможно было подозревать в столь щуплом теле, разорвал на груди рясу.

– Я – священник, рукоположенный патриархом Иаковом, а не жид Иерихонский! За подобное кощунство у нас лишают сана. Перед днем битвы все пятнадцать диаконов верхнего уровня во главе со мной придут поддержать солдат. Может, кто-нибудь из братьев пожелает – я возражать не буду. Мы окажем вам любую помощь, которая потребуется! Мы будем вместе с вами и в горе, и в радости. Тьфу, черт! Это, кажись, из брачного ритуала!

Игумен жадно осушил свою кружку и сел в свое кресло.

– Уф! – вздохнул он, – погорячился.

– Бывает, – согласился келарь и мысленно добавил про себя что-то о чрезмерности возлияний.

В дверь постучали.

– Войдите! – пригласил Норвегов.

– Пап, ты звал? – в дверь ввалился Андрей Волков, увидел гостей и тут же поправился:

– Вызывали, товарищ полковник?

Отец, вальяжно расположившись на диване, похлопал по нему ладошкой рядом с собой.

– Присядь, Андрюха! Пардон! Возьми из шкафа кружку и присядь.

Выждав, пока сын расположиться рядом, он налил ему пива, долил себе и гостям, а затем произнес на манер Тараса Бульбы:

– Ну, что, сынку, вдарим по супостату за кожну дрибницу Радяньской Беларуси?

– Вдарим, татку! – вынул рожу из кружки сын.

Божьи слуги глянули на сказившихся и синхронно пожали плечами.

– Ладно, сынок, – посерьезнел отец, – дело-то нешуточное.

Андрей наморщил лоб и принялся изображать напряженную работу мысли.

– Да елки-палки! – вспылил Норвегов, – что ты придуриваешься?!?

– Есть, не придуриваться, товарищ полковник! – вскочив, отсалютовал сын.

– Боже! – застонал Константин Константинович, – что с тобой сделала эта скотина, майор Булдаков?

– Подполковник, сэр!

– Молчать, лейтенант! Следующий командир базы будет идиотом, а его преемник – идиотом в квадрате. А это – уже тенденция, батенька! – последнее предложение полковник произнес в ленинской манере, и осознав это, внезапно заткнулся.

– С кем поведешься… – в отчаянии произнес он. Тут он обратил внимание, что монахи истово крестятся, а сын лукаво смотрит на него.

– Простите за вспыльчивость, – повинился командир, – лукавый попутал.

Испуганно косясь на дверь, келарь пробормотал:

– У вас, наверное, какие-то дела… Мы пойдем, что-ли… – сказал он, дернув игумена за рукав. Тот, нерешительно покосился на недопитую кружку и кивнул.

– Хорошо, я только хотел вам представить этого парня в качестве ответственного за проведение оборонительной операции, – видя, что монахи не совсем его понимают, полковник поправился:

– Он будет командовать силами обороны.

Волков с плохо скрываемым торжеством посмотрел на отца.

– Ясно.

Настоятель со скорбью глянул на лейтенанта и перекрестил его.

– Да пребудет с тобою Господь, сын мой! Мы всю это время будем молиться за наше доблестное войско, которое хоть и невелико числом, да в бою весьма грозно. Аминь!

Андрей поклонился в пояс настоятелю.

– Благодарю, отче. Мы будем сражаться не только за себя и свои семьи, но и за тех, кто живет рядом с нами, и за тех, кто будет жить после нас!

Окрыленный игумен, довольный, что все сошло гладко, тотчас откланялся. Они с келарем поспешили к себе в монастырь на обедню, отец с сыном остались наедине.

– Что же ты дурачишься при посторонних? – укоризненно спросил отец. Сын, обиженно пыхтя, рассматривал свои ногти.

– Постой! – дошло до Норвегова, – ты мне, наверняка, хотел сообщить что-то важное. Ну-ка, выкладывай!

– Что выкладывать? – удивился сын.

– Истомилась душенька! – запричитал Константин Константинович, – не томи старого отца! Что случилось?